Добравшись до своей машины, она открыла сначала дверь со стороны пассажирского кресла, а потом «бардачок». Там она стала рыться в ворохе бумаг, пока не нашла старую коробку спичек. Лишь на четвертой спичке ей удалось разжечь маленький огонек. Боль в руках почти совсем исчезла, но руки так сильно тряслись, что первые три спички она исчиркала напрасно.

Когда четвертая спичка загорелась, она зажала ее двумя пальцами правой руки — огонек был почти невидим на жарком полуденном солнце, — а левой вытащила из кармана джинсов скомканную пачку купонов и похабных снимков. Она поднесла огонек к пачке и держала его, пока не удостоверилась в том, что бумаги занялись пламенем. Тогда она убрала спичку и опустила пачку бумаг вниз, чтобы та получше разгорелась. Женщина на фотографиях была тощая, с провалившимися глазами, а собака выглядела запаршивевшей и достаточно умной, чтобы смущаться. Глядя, как верхняя фотография начинает тлеть и покрываться коричневым налетом, Полли испытала чувство облегчения. Когда снимки стали съеживаться, она швырнула горящую пачку в грязь, где когда-то женщина до смерти забила другую собаку — та была сенбернаром — бейсбольной битой.

Огонь разгорелся сильнее. Пачка купонов и фотографий быстро превращалась в черную золу. Пламя полыхнуло в последний раз и исчезло, и... в ту же секунду, разрушив неподвижность воздуха, прошелестел неожиданный ветерок и выдул кучу искр из горстки золы. Искорки взметнулись вверх маленьким фонтанчиком, и Полли проводила его расширившимися от испуга глазами. Откуда взялся сейчас этот порыв ветра, а?

«Ну хватит, пожалуйста! Неужели ты не можешь прекратить эти дурац...»

В этот момент низкое рычание — словно плавно работающего мотора — снова раздалось из горячей темной утробы сарая. Это не было игрой ее воображения, и это не было потрескиванием досок.

Это была собака.

Полли посмотрела туда с испугом и увидела два тускло мерцающих кружка света, уставившихся на нее из темноты.

Она обежала вокруг машины, в спешке больно ударившись бедром о правый борт, забралась внутрь, подняла все стекла, заперла все двери и повернула ключ в зажигании. Мотор рыкнул, но... не завелся.

«Никто не знает, где я, — сообразила она. — Никто, кроме мистера Гонта... А он никому не скажет».

На мгновение она представила себя в ловушке, в которую попалась когда-то Донна Трентон с сынишкой, а потом... мотор проснулся, взревел, и она так торопливо подала назад, что едва не угодила в канаву по другую сторону шоссе. Она врубила передачу и помчалась обратно в город с такой скоростью, на которую только могла отважиться.