Сакура схватилась за затылок больше от удивления. Ей было всё равно на боль. Увиденное – понятое – шокировало. Сакура и прежде знала, что некоторые продукты не следует мешать с другими, дабы не навредить здоровью. «Комплект номер пять» относился как раз к таким продуктам. Его строго запрещалось употреблять вместе с алкоголем, а Джек по части последнего этим вечером особенно отличился. Она повернулась, чтобы рассказать об этом Серому. Открыла рот, но он заговорил первым:

– Как бы почему бы и нет? Один раз живём, и надо всё попробовать.

Озвучив эту сентенцию небывалой для него философской глубины, Серый совершил поступок, который Сакура осознала не сразу, несмотря на то что вечер становился всё страньше и страньше.

Серый поднёс руку совсем близко к лицу и широко распахнул рот. Обнажились крупные крепкие, с желтизной, зубы. Привычным жестом, словно делал так всегда, он сунул в рот пятерню, захлопнул челюсти и резко рванул. Пальцы отделились от кисти легко, как кусок мяса от варёной курицы. Крови не было. Вместо неё по подбородку Серого потекла густая пена, розовая, с серыми нитяными прожилками. Сакура успела увидеть, как обрубки пальцев исчезают за его зубами. Он принялся усиленно жевать, и пока это длилось, менялось выражение его лица – с задумчивого на восхищённое.

Сакура уставилась на его изувеченную руку. Грязно-розова пена, покрывавшая культю, пузырилась, вздувалась и застывала, принимая форму вновь прорастающих сквозь плоть пальцев.

– Ошень вкушно, – сказал Серый. – Кроме ногшей. – И сплюнул в раковину шершавый обмусоленный ноготь. Судя по размеру – большого пальца.

Сакура выскочила из кухни.

Комната, в которой она оставила Илью, неуловимо, но существенно изменилась. Жёлтый свет сгустился и стекал с настенной лампы по обоям, точно старый жир, оставляя на стене полосу морщинистой, с бляшками, шкуры. «Унесённые призраками» исчезли со вздувшегося, словно живот беременной, экрана, уступив место диктору местных новостей. Тот торопливо шевелил губами, выпуская слова-рыбёхи – скользкие и с варёными злыми глазами. За его спиной фоном шло какое-то ночное мельтешение, полное фиолетовых сполохов и снующих спецмашин с мигалками. Илья лежал на полу навзничь, хватая себя то за грудь, то за горло. Он выглядел как человек, который никак не может вспомнить, в какой из карманов сунул кошелёк. Возле его дёргающегося плеча сидели и наблюдали за вознёй пушистики, вот только в них не осталось ничего мимимишного. Даже петь они прекратили, а лишь шипели, пуча гляделки и выворачивая губы цвета пены, которая вытекала из ран Серого. Ещё одним звуком, наполнявшим комнату, было скрипучее поскуливание – то Илья судорожно елозил ногами по ламинату.