В этом болезненном, как бы изнурённом свете Жене предстало такое, что заставило его разум кричать. Из сердцевины заледеневшего мозга ушла вверх ракета неописуемой боли, и он, охваченный огнём и инеем, подумал об инсульте… но эта паническая мысль промелькнула где-то на заднем фоне, словно знакомое лицо в толпе, и была далеко не такой страшной и значимой, как то, что предстало перед ним.
Паук разместился на дальней стене, упираясь лапами в две другие стены и трухлявую тумбочку под ним. С момента их последней стычки он вымахал вдвое, питаясь мраком кладовки и мышами – их высушенные тельца, запеленатые в паутину, висели там и сям на растянутом вдоль стен саване, как диковинные засохшие плоды. Пара коконов были достаточно крупными, чтобы скрывать в себе даже крыс – их ломкие обескровленные хвосты торчали из сплетений седых нитей, как знаки вопроса. Всё это Женя заметил походя – его внимание было обращено на зверюгу. Тучный и косматый, как медведище, серо-бурый, как скомканная ношеная шуба, явившийся прямиком из ночного бреда Сатаны; каждая его отвратительная черта, каждая линия тела выжигалась в памяти навечно, словно смертельный недуг, от которого не избавиться.
Паук не шевелился.
Первую пару секунд.
Затем все его восемь лап одновременно пришли в движение, тулово начало поворачиваться, точно гигантская шестерёнка. Приняв удобное положение, он отстранился от стены и уставился на посетителя. В его глазах, похожих на отшлифованные куски обсидиана размером с кулак, Женя разглядел своё перевёрнутое отражение.
Он захлопнул – попытался захлопнуть – кладовку за мгновение до того, как паук прыгнул. В дверь с другой стороны мощно ударило, заставив её приоткрыться, и Женя навалился на неё всем телом. Впустую – в образовавшийся зазор между дверью и косяком просунулась лапа, вся в жёстких шипах, и
Коснулась! Его! Плеча!
Как будто по коже провели проволочной губкой для чистки посуды, оставив две багровые полоски. Женя вскрикнул от ужаса и отвращения – кудахтающий, захлёбывающийся звук. Он не ощутил сильной боли, но сам факт этого омерзительного контакта был несоизмеримо хуже, словно Женю поймали в подворотне, затащили за мусорные баки и там трахнули.
Лапа чудовища теперь покачивалась в воздухе в нескольких сантиметрах от его лица… его глаз; складывалась и распрямлялась, будто паук делал разминку. На её конце Женя увидел два крючковатых когтя. Зачарованный, скованный страхом, растерянностью и омерзением, от которых даже головная боль куда-то испарилась, он боковым зрением заметил, как из-за двери просунулась и потянулась к его бедру вторая лапа. Он взвизгнул и налёг на дверь.