– Уильяма Штайнсфорта?!

– Да. Я был вашим козлом отпущения, так ведь? Все свое отвращение к себе вы обрушили на меня. Вы себя чувствовали молодцом, когда писали обо мне. Вы думали, что вы такой благородный, такой замечательный парень, пишете о такой мрази. Скажите мне честно, как один У. Ш. другому: что я, по-вашему, должен сделать в соответствии с характером персонажа?

– Я… я не знаю, – пробормотал Уолтер.

– Он не знает! – усмехнулся Штайнсфорт. – Вы должны знать, вы мой отец. Что сделал бы Уильям Штайнсфорт, если бы встретил на темной безлюдной улице своего престарелого папашу, который отправил его на виселицу?

Уолтер молча смотрел на него.

– Вы сами знаете, что, – сказал Штайнсфорт. – Знаете не хуже меня. – Его лицо изменилось, и он резко проговорил: – Нет, вы не знаете. Потому что вы никогда меня по-настоящему не понимали. Я не такой гнусный, каким вы меня изобразили. – Он на секунду умолк, и в груди Уолтера затеплился слабый огонек надежды. – Вы не дали мне ни единого шанса. Но я дам вам шанс. Что лишний раз подтвердит, что вы никогда меня не понимали, да?

Уолтер кивнул.

– И вы забыли еще кое-что.

– Что я забыл?

– Когда-то я был ребенком, – сказал бывший полицейский.

Уолтер опять промолчал.

– Значит, это вы признаете? – мрачно проговорил Уильям Штайнсфорт. – Что ж, если вы назовете хоть одну добродетель, которой вы меня наделили… хоть одну светлую мысль… хоть одну подкупающую черту…

– Да? – сказал Уолтер, дрожа.

– Тогда я вас отпущу.

– А если нет? – прошептал Уолтер.

– Если нет, очень жаль. Вам придется узнать меня по-настоящему, и вы понимаете, что это значит. Вы лишили меня руки, но другая рука у меня осталась. «Штайнсфорт Железный кулак» – так вы меня называли.

Уолтер тяжело задышал.

– Даю вам две минуты, чтобы вспомнить, – сказал Штайнсфорт.

Оба посмотрели на часы. Поначалу незаметное движение стрелки парализовало все мысли Уолтера. Он смотрел на лицо Уильяма Штайнсфорта, на его жестокое, хитрое лицо, как будто всегда остававшееся в тени, точно свет был не в силах к нему прикоснуться, и отчаянно рылся в памяти в поисках единственного эпизода, который его спасет, но память, сжатая, как кулак, не подсказывала ничего.

«Надо что-нибудь выдумать», – решил Уолтер, и его разум мгновенно расслабился. Перед его мысленным взором с фотографической четкостью предстала последняя страница книги. Страницы быстро сменяли друг друга, как по волшебству, как во сне, и каждая виделась очень ясно, одна за другой, от конца книги к началу. И когда книга захлопнулась, на Уолтера обрушилось всесокрушающее понимание: того, что он ищет, там нет. В этом безмерном зле нет ни крупинки добра. И он чувствовал, одержимый каким-то гибельным восторгом, что если сейчас этого не подтвердить, это будет предательством по отношению ко всему, что есть доброго в мире.