Еще по одной в честь реки[73]

Еще по одной в честь реки[73]

Была середина августа – унылая пора в моем саду. Засуха своего не упустила. Цветы не погибли, но даже самые стойкие съежились до половины нормальной величины – хупейские анемоны стали размером с шиллинг, а не с полкроны, как положено. Люди думают, что раз мой сад располагается у реки – а иногда и в реке, если дождливый сезон выдается особенно затяжным, – то здесь всегда влажно и сыро, но это не так: дождевая вода стекает с крутого склона, не успевая впитаться в землю. Река забирает всю влагу себе.

Но на речных берегах ярко и зелено всю весну и все лето: буйно растет иван-чай, и дербенник, и посконник с его бледно-лиловыми соцветиями, и ярко-желтая якобея, и лимонно-желтая звездчатка, и густо-лиловый паслен, и лютики – такие насыщенно желтые, что кажутся почти оранжевыми, – и ворсянки, чьи нежно-розовые молодые прицветники контрастируют с тускло-коричневыми затвердевшими «шишками» на прошлогодних стеблях, и высокая белая недотрога железконосная – растение новое для здешних мест, но вполне тут прижившиеся. Осознают ли другие цветы, какую опасность несет им эта свирепая незнакомка с невинно-детским лицом? Предвидят ли они день, когда она вытеснит их отсюда и ее стебли сплетутся в сплошные джунгли, сквозь которые с трудом проломится человек – под обстрелом семян, если уже придет время разбрасывать семена? Вторжение не ограничится берегами реки, та же печальная участь постигнет ближайшие луга. И как будут досадовать местные рыбаки, которым уже сейчас приходится прорубать себе путь к воде сквозь густые прибрежные заросли! Только кувшинкам ничего не грозит – кувшинкам и желто-зеленому воинству камышей: река не даст их в обиду. Река их защитит.

Грядущая осень уже наложила печать увядания и на мой скромный сад, и на речной берег, привнесла смятение и усталость в сочное изобилие лета, приглушила яркие краски, окутала землю истомой. О том свидетельствовала сама река: ее серо-зеленые воды уже приняли в свои объятия первых жертв уходящего года – пожелтевшие листья прибрежных ив, похожие на крошечные гондолы с узкими вздернутыми кончиками-носами. Уносимые тихим течением, они кружились под ветром, пока жадные воды не утягивали их на дно.

Но цветы росли дальше, вверх по течению. На моем участке реки никаких цветов не было – здесь на обеих ее берегах были только деревья. На моем берегу – лесной бук, рябина, лавр, береза и клен, а вблизи лодочного сарая, угрожая корнями его фундаменту, росли платаны. Низкая каменная стена отделяла реку от сада, вытянутого в длину и достаточно узкого, поднимавшегося по крутому уклону к лужайке у дома. С открытой веранды на стороне, выходящей к реке, открывался замечательный вид, река была как на ладони – блестящая зеркальная лента, перекрытая стволами деревьев и затененная отражением рощи на том берегу. Время от времени в этом зеркале возникало отражение коровы, перевернутой вверх ногами, ее призрачные зыбкие ноги почти касались ног настоящих. Иногда, когда не было ветра, поднимавшего рябь, отражения казались яснее и четче, чем сами предметы, отражавшиеся в воде. Но при всем добросовестном сходстве с оригиналом, цвет отражений всегда оставался темно-зеленым. Река отнимала все краски у всего, что ее окружало, – даже у неба, – и окрашивала в свои собственные тона.