Катерина стала уделять все меньше и меньше времени ре­бенку, ее заменила новая няня. Миссис Бэйлок и в самом де­ле была прекрасной гувернанткой, и ребенок полюбил ее. Одно только тревожило и казалось даже неестественным: мальчик предпочитал ее общество обществу своей собствен­ной матери. Все слуги замечали и обсуждали это, им было обидно за хозяйку, которую новая няня вытеснила из сердца сына. Им хотелось, чтобы миссис Бэйлок уехала. Но вместо этого ее положение укреплялось с каждым днем, а влияние на хозяев дома усиливалось.

Катерина чувствовала то же самое, но не могла что-либо изменить. Она не хотела показывать ревность к человеку, ко­торого любил ее ребенок. Она чувствовала себя виноватой в том, что однажды лишила Дэмьена любимого друга, и не хотела, чтобы это повторилось. Когда в конце второй недели миссис Бэйлок попросила перевести ее в комнату напротив спальни Дэмьена, Катерина согласилась. Наверное, у богатых так бывает всегда. Сама Катерина воспитывалась в более скромной семье, и только мать была ее единственным дру­гом и защитником. Но здесь жизнь иная. Она была хозяйкой огромного дома, и, возможно, пришло время для подобных поступков.

Вновь обретенная свобода использовалась Катериной в полной мере: по утрам она занималась благотворительно­стью, днем посещала чаепития, на которых велись беседы о политике. Муж одобрял ее занятия. Катерина перестала быть хрупким цветком — она стала львицей, обладающей та­кими энергией и уверенностью, которых он раньше никогда в ней не замечал. Именно такую жену он мечтал иметь, и, хотя подобная резкая перемена ее характера слегка обеспо­коила его, он никоим образом не мешал ей. Даже в постели она стала другой — более возбужденной и страстной. Торн не понимал, что это было скорее выражение отчаяния, чем же­лания.

Работа Торна занимала все его время, с назначением в Лондон он стал центральной фигурой по вопросам нефтя­ного импорта. Президент США очень рассчитывал на резуль­таты его встречи с нефтяными шейхами. Через несколько не­дель Торн должен был лететь в Саудовскую Аравию, но один, потому что арабы считали присутствие женщин в дело­вой поездке проявлением мужской слабости.

— Я не могу понять этого,—сказала Катерина, когда он ей все объяснил.

— Это часть их культуры,—ответил Торн.—Я еду в их страну и должен считаться с национальными обычаями.

— А они не должны считаться с тобой?

— Конечно, должны.

— Но я ведь тоже часть культуры!

— Катерина!

— Я видела этих шейхов. Я видела женщин, которых они покупают. Куда бы они ни шли, вокруг них всегда вер­тятся проститутки. Может быть, они и от тебя ждут того же?