Что такое – в самом прямом, лучшем смысле – художник? Сеятель культуры на новой земле бессознательного. Сколь немногие заслуживают этого звания, если смотреть в таком свете. Гофман заслуживает, и Жан Поль, Вилье и Бодлер – и, само собой, Эдгар Аллан По. Даже Гризвольд был вынужден признать это за писателем, проникшим в некоторых своих рассказах в такие закрома души, о которых никто до него – и меньше всего, ученый – не мог и догадаться!

В серых облаках тумана расстилается перед нами огромная страна бессознательного, вечная земля наших устремлений. Нищий греется на тусклом солнце, сытый богатей ежится у яркого камина – все так. Но кровоточащая, невыносимая печаль заставляет иных людей выйти за пределы изведанного. Тройная броня мужества, достойная героев Робура и Аэса, должна защищать вашу грудь, когда вы покидаете солнечную землю сознания и плывете в Авалон по гибельным водам. И многие, многие бесславно гибнут, даже не взглянув за мглу.

Но очень немногим удается прорваться. Найти новую территорию, открыть ее для человеческой культуры: немного раздвинуть границы сознания. Теперь, вслед за смелым художником, люди могут послать землемеров и архитекторов – людей науки.

Теперь несомненно, что помимо других способов – так называемых ядов, которые мы называем опьянительными средствами, – есть и другие, которые подходят для того, чтобы вывести за порог сознания. Если кому-то удается где-то закрепиться в этой жизни по ту сторону, превратить метафизическое в нечто позитивное, он создаст новую культурную ценность, став, в самом благородном смысле, художником.

Может быть, здесь необходимо подчеркнуть: в опьянении как таковом нет ни толики творческого? Никаким ядом не выпытаешь ты из человека то, чего в нем не было отродясь. Никакие Гризвольды и Ингрэмы, чем их ни отрави – спиртом, дурманом, гашишем, – ни за что не создадут что-либо высокохудожественное. Но отравление может, помимо других причин, заставить прозреть много позже – и в этом прозрении, в этой стихии хаоса всякий человек порой покоряет самые высокие вершины, на которые только способен его разум.

* * *

Гризвольд был прав: Эдгар Аллан По пил. А поскольку – как и у всех нас – его тело относительно слабо реагировало на отравление алкоголем, было притуплено привычками к употреблению спирта поколениями предков, – пил он помногу. Он напивался, но шел на это с устремлением войти в хаотический водоворот, из которого – возможно, долгие годы спустя, – всплывали и приставали к берегам его ума новые художественные ценности. Такое опьянение – не услада, оно – ужасающее мучение, какого сознательно жаждет только тот, у кого на лбу пылает каинова печать творца.