Прежде чем последняя нить жизни оборвалась и безмолвная Вирджиния нашла свой последний покой в склепе, По написал свой шедевр – «Ворон». И в этом стихотворении, не имеющем равных в мировой литературе – хочу крикнуть эти слова в лицо английским лицемерам! – «священный» пафос истекающего кровью сердца объединился с «греховным и подлым» хаосом пьянства!

Любой врач, который занимается случаями безумия, может с легкостью доказать, что в «Вороне» с абсолютной уверенностью запечатлен бред. Столь же легко ему доказать иное опьянение, которым поэт обязан здесь Вирджинии, «потерянной Линор». И с этим можно сравнить откровенное, удивительно прозрачное эссе, написанное По о создании этой поэмы – каждую строфу, каждую строчку, каждый звук он обосновывает поразительно простой логикой, почти как если бы хотел доказать теорему о биноме! Правда, главное – хаос души и его возникновение из святого и такого нечестивого опьянения, – не поминает он и словом. Он ведь написал свое эссе для читателей новоанглийских журналов – как они должны были понять поэта, который говорил о хаосе? Ремесленная составляющая искусства, основанная на мастерстве, никогда не была показана поэтом более четко и убедительно, чем в этом эссе: учебник стихосложения на примере мастера! Правда, многоуважаемые швея или юрист не смогут обучиться по нему – но для художника оно есть самое ценное наставление. Если он сможет благодаря ему понять, что исступление само по себе не родит совершенного стиха – что потребны обычная работа, презренная техника, обдумывание и подача, взвешивание и озвучивание – то это само по себе многого стоит. Не грозная мысль арабского строителя в одиночку создала великолепную Альгамбру – каменщики и погонщики ослов, садовники и красильщики, каждый внес свою лепту!

Эдгар Аллан По был первым из поэтов, который с такой откровенностью говорил о стихосложении, как о чистом ремесленничестве. В этом и, возможно, только в этом его подход был сугубо американским, и здесь он, более того, раньше всех заступил на порог современной мысли. Блестящее доказательство достоинств По как художника – он пишет только о технике и ни единым словом не поминает интуитивное прозрение, что не сходит с уст неумех. Быть может, если бы По писал для иного сорта читателей, то он заступил бы и дальше – и написал бы руководство по пьянству.

Никогда еще до него никто другой так не разлагал собственное произведение искусства, не препарировал его до последнего волокна. Божественный голос, диктовавший Библию, будоражит умы верующих и по наши дни, и господа «Творцы Божией милостью» благоразумно не проливали свет на сей фантом вдохновения. Когда на них нисходил Святой Дух, они рисовали, писали картины и музыку и выпускали в свет своих более или менее непорочных духовных детей. Все было так миловидно, так удобно, что и некоторые великие художники разделяли веру в такое мистическое покровительство. «Пьян от Бога», говорили о фракийском певце, хоть он был трезв, как Сократ. Такая мысль, в своей дионисий-ской первобытной форме почти совпадающая с нашими современными воззрениями о пьянстве и хаосе души, в позднейшем аполлонианском восприятии превратилась в «божественное миропомазание», которое, подобно многим другим представлениям, затмевающим ясность мысли, было с превеликим энтузиазмом принято христианским мировоззрением. Все яркие слова о месте на Олимпе, о поцелуе музы и божественном опьянении, о богобоязненности художника и т. п. – о которых мы, слава богу, больше ни в малейшей степени не помышляем, – берут исток именно здесь.