Бухонов выбежал на поле, заорал, и тут же ему в колени с чудовищной силой врезалось бесформенное тело. Я разглядел смятую голову, похожую на покалеченную шапочку гриба; из месива лица торчали зубы. От удара ноги Бухонова неожиданно легко переломились, как будто были хрустящими хлебными палочками. Что-то брызнуло из растрепанных штанин прямо на мясистые сучки культей.

Влетевший в тренера мужик посмертно оказался выдающимся защитником – Бухонов Виктор Борисович опростал кишечник.

Дополнительное время

Дополнительное время

Я шел со стадиона, никто за мной не гнался. Да и с какой бы стати? Внезапно сошедшие с ума, искалечившие и поубивавшие друг друга заводские мужики никак не могли быть связаны с незаметным юношей, в свободное время тренировавшим малышню. Здесь, куда скорее, был замешан этанол.

На мгновение я задумался о том, что же станет теперь с моими подопечными, какая их ждет судьба, но тут же загнал эти мысли глубоко под воображаемый стол: это не моя забота. Разве Кандинского волновала судьба красок, оставшихся после завершения картины?

Стояла чудесная погода – весна прощалась добродушным пением птиц, приятным ветерком и нежным шелестом листвы. Я спешил на вокзал, в кармане лежал билет на поезд до Москвы. Оттуда самолетом я должен был лететь в Испанию – в волшебную Каталонию. Денег за проданную квартиру хватало на путешествие с лихвой. За два года я сносно выучил испанский и был уверен, что справлюсь с собеседованием на должность помощника тренера в детскую команду великой футбольной империи «Барселона». Вряд ли у них нашлись бы другие кандидаты, так много знавшие о тактике, стратегии, истории и поэтике футбола. А если бы и нашлись – что ж, я мог бы сомкнуть нужные линии даже во время просмотровой игры.

Барселона… Я читал, что тамошний архитектор Антонио Гауди видел каждый камушек, кусок гранита и комочек штукатурки в необычном цвете.

Я знал, что все получится. Сперва младшая группа, потом постарше, академия, второй состав… А после, через пять лет, десять, двадцать – не важно, – я сяду на тренерскую скамейку стотысячного стадиона, будет волшебный день, как и сегодня, и воздух загудит от предвкушения финала, и миллионы жаждущих искусства глаз по всему миру устремятся на сказочно-зеленое поле. И я не подведу.

Я занял свое место в вагоне. Над соседней полкой висела зеленая табличка с белыми выпуклыми точками, прямо над ней небольшой паук плел сеть – как будто наносил линии на футбольный газон: круги, прямоугольники, сектора. В мягком свете закатного солнца паутина казалась красноватой.