– Ты меня после спасения видела, Анюта? – спросила Мари, чувствуя, как на щеках вспыхивает жаркий румянец. – Я была похожа на болотную кикимору, а не на юную деву!

Вот что волновало ее даже сильнее, чем странный рассказ нянюшки про Марь! Гордей Петрович видел ее в самый ужасный момент ее жизни. Можно сказать, он толком ее и не видел за слоем болотной грязи. Что он подумал о ней? Была ли права матушка, когда сказала, что от Мари одни только неприятности и замуж ее такую никто не возьмет?

– Кстати, папенька пригласил его сегодня на ужин, – сказала Анюта, обмахиваясь маменькиным журналом мод. – Какая жалость, что тебе нельзя выходить из своей комнаты! Если хочешь, я передам ему твою благодарность. Или попрошу маменьку, чтобы она сменила гнев на милость.

– Маменька не сменит. – Мари покачала головой. После последнего их разговора ей казалось, что в душе у маменьки нет ни гнева, ни милости. Нет там вообще ничего. – Нужно узнать у нянюшки, готова ли его куртка.

Она заставила себя думать о чем-то на самом деле важном и практичном.

– Я спрошу. – Анюта встала с банкетки, на которой сидела, расправила складки на платье. – И если все готово, то лично отдам куртку Гордею Петровичу. Ты же не против?

– Я буду тебе признательна! – Мари улыбнулась, прислушиваясь к тому, как ворочается в сердце невесть откуда взявшаяся там колючка.