– Еду сейчас вынесу прямо сюда. Гордей, включи свет!
Старик вздохнул и потянулся к стене. Послышался щелчок, и над дверью зажглась лампочка.
Старик вздохнул и потянулся к стене. Послышался щелчок, и над дверью зажглась лампочка.
– Электричество? Здесь? – Серафим удивлённо приподнял брови.
– Электричество? Здесь? – Серафим удивлённо приподнял брови.
– Десять лет прошло, мой мальчик. – Тётушка снова окинула его внимательным взглядом, а потом сказала: – Я рада, что ты вернулся!
– Десять лет прошло, мой мальчик. – Тётушка снова окинула его внимательным взглядом, а потом сказала: – Я рада, что ты вернулся!
– Я тоже рад, – соврал он.
– Я тоже рад, – соврал он.
Глава 38
Глава 38
В бане Серафим прожил до самых холодов. Время, отведённое ему на знакомство с новым миром, он тратил с умом. Первым делом он обучился грамоте. Дальше было проще, дальше он просто читал книги. Сначала это были книги из личной библиотеки тётушки, потом школьные учебники, книги из сельской библиотеки и вся доступная периодика. Серафим поглощал знания, как изголодавшийся человек – хлеб. Увлёкшись, он забывал есть и спать, а тётушка ворчала на него за это.
В бане Серафим прожил до самых холодов. Время, отведённое ему на знакомство с новым миром, он тратил с умом. Первым делом он обучился грамоте. Дальше было проще, дальше он просто читал книги. Сначала это были книги из личной библиотеки тётушки, потом школьные учебники, книги из сельской библиотеки и вся доступная периодика. Серафим поглощал знания, как изголодавшийся человек – хлеб. Увлёкшись, он забывал есть и спать, а тётушка ворчала на него за это.
Дядюшка Гордей первое время относился к Серафиму настороженно. Может, опасался, что его некогда горячо любимый племянник рано или поздно перекинется в угарника. А может, и вовсе больше не видел в нём своего некогда горячо любимого племянника.
Дядюшка Гордей первое время относился к Серафиму настороженно. Может, опасался, что его некогда горячо любимый племянник рано или поздно перекинется в угарника. А может, и вовсе больше не видел в нём своего некогда горячо любимого племянника.
Тем не менее время шло, и все они пообвыклись. Серафим с их осторожной, но какой-то болезненной заботой. А они с тем, что он теперь иной. Ведь пылающие на пороге символы – это лишь малая часть случившейся с ним трансформации.
Тем не менее время шло, и все они пообвыклись. Серафим с их осторожной, но какой-то болезненной заботой. А они с тем, что он теперь иной. Ведь пылающие на пороге символы – это лишь малая часть случившейся с ним трансформации.