Организационные изменения на Уолл-стрит также способствовали авантюризму. Инвестиционные банки, как правило, брали на себя чрезвычайно высокий уровень долговой нагрузки, превышающий реальный капитал в 20–30 раз, поскольку их руководство считало, что перспективы роста сильно превышают опасности падения рынка. Эти банки традиционно являлись товариществами, в которых партнеры совместно и по отдельности несли ответственность за банкротство. Но они брали на себя очень ограниченные долги как таковые. Однако принятое в 1970 г. Нью-Йоркской фондовой биржей решение, позволившее брокерам и дилерам регистрироваться в качестве акционерных компаний с уставным капиталом, способствовало всеобщему увлечению займами, выступавшими в качестве финансового рычага. В 1980-е и 1990-е гг. крупные инвестиционные банки превратились из партнерств в акционерные компании. Безусловно, топ-менеджеры Bear Stearns и Lehman Brothers потеряли сотни миллионов долларов в результате обвала акций своих компаний. Но эти потери не затронули их личные богатства: никто не был вынужден объявлять себя банкротом, и у большинства хватало денег, чтобы продолжать жить по-королевски.

Уолл-стрит была загипнотизирована все более сложными финансовыми продуктами, обещавшими снижение риска за счет его распределения по большому количеству покупателей: в ходу были инструменты с мудреными названиями «обратные IO», «обратные PO» и «форвардно-возвратные IO»[270]. Эти инструменты были слишком сложны, чтобы руководство банков могло их понять: для разработки и применения таких инструментов нанимались легионы «умников»-математиков с научными степенями. Тем не менее именно они стали основой финансовой системы: номинальная стоимость конфиденциальных деривативов возросла с менее 1 трлн долл. в 1987 г. до более чем 11 трлн долл. в 1995 г.^{381}. Теперь финансовые институты могли пускаться в особо рискованные операции с деньгами других людей в отсутствие тех, кто в идеале должен был управлять этими процессами и понимать их смысл. Таким образом, в начале XXI в. на финансовых рынках на фоне царившей эйфории возник классический пузырь. Потребители брали кредиты под стоимость столь дорогих активов, как дома. Математики разработали сложные финансовые инструменты, которые должны были снизить риски, но в конечном итоге сместили и сконцентрировали их. Финансовые институты игнорировали тревожные сигналы, поскольку опасались, выйдя из игры, потерять свою долю рынка в пользу тех, кто не боится рисковать. Эти опасения выразил председатель совета директоров и генеральный директор Citigroup Чарльз Принс, заметив в 2007 г., как раз накануне начала кризиса: «Когда музыка – с точки зрения ликвидности – остановится, все будет сложно. Но пока она играет, вы должны оставаться на ногах и танцевать. Мы все еще танцуем».