Было что-то символическое в его отъезде, словно это было одним из тех рядовых происшествий, которые изменяют всю жизнь. Антони испытывал глубочайшее стремление уйти хотя бы на время от соприкосновений с людьми, особенно таких соприкосновений, которые при всей их интимности не вызывают ни переживаний, ни удовольствий. Он почти готов был плакать от облегчения при мысли об ожидавших его днях и неделях сравнительного одиночества, с редкими встречами и обыкновенной преходящей дружбой. Если уж человек должен быть одинок, так пусть он действительно будет одинок и не насилует инстинктов и чувств фальшивой близостью. Но было бы хорошо, ах, как было бы хорошо поменяться жизнью с кем-нибудь другим! Он жил бы как в изгнании, жил бы как чужой, даже для Маргарет и Джульена.

* * *

Тони нашел комнату в маленьком отеле около Монпарнасского вокзала и справился о часе отхода первого утреннего поезда в Шартр. После обеда он прошелся по бульвару в сторону тех кафе, о которых смутно помнил, что они были перед войной местами встреч студентов и художников. Как давно это было? Двенадцать, тринадцать лет тому назад. Забавно снова ходить по Парижу, и немного неловко, что здесь, в столице, он одет в английский спортивный костюм. Ничего, на левом берегу все одеты, как им вздумается. Какие пространства разделяли его и Маргарет даже в те дни! Пожалуй, надо было бы прислушаться к внутреннему предостережению… может быть, может быть… и не допускать, чтобы она вцепилась в него, спасаясь от одиночества и отчаяния… Он был отвлечен от своих мыслей, оказавшись в ярком свете трех огромных кафе, на террасах которых горели жаровни. Хотя было уже больше десяти часов, но беспрестанно подъезжали такси и повсюду хлопотали официанты. Тони остановился в изумлении. Неужели же эти пышные, показные рестораны — те самые маленькие кафе, куда несколько лет тому назад бедняки, умиравшие от голода по идеалу, приходили в поисках тепла и места, где можно было бы поговорить друг с другом за несколько пенсов?

Антони медленно прошел мимо террас до края бульвара Распай, увидел, что на противоположном углу открылся ночной клуб, и затем медленно же пошел обратно. Длинные ряды столов были заняты разнородным и неприятным множеством всяких проходимцев и кривляк, там были муже-женщины и жено-мужчины, шарлатаны, сводники, проститутки-любительницы, негры, многочисленные жулики и евреи из Средней Европы с американскими паспортами. Не останавливаясь, Тони пошел обратно по бульвару, пока не дошел до маленького кафе «Aux Rendez-vous des Cochers et des Chauffeurs»[144], там он сел и заказал себе кофе с коньяком. Издали он мог видеть блеск артистических огней, мог даже слабо слышать трубный гвалт артистических разговоров. Еще пример деловой предприимчивости. Это были братья по крови тех джентльменов, которые в 1919 году выцарапывали свои имена на черепах солдат под Верденом.