— Мне, пожалуй, нравится это, — сказал Тони. — Примерь его, Ката.

— Это ужасно дорого, Тони.

— Сколько?

— Семьсот лир.

— Ничего. Надень его. Мне хочется посмотреть на тебя в нем.

Приказчица поставила ширму, и Ката переоделась в это платье.

— Выйди к свету, и дай я на тебя погляжу.

Она была очаровательной в нем, и на неопытный взгляд Тони платье, по-видимому, сидело отлично. Поскольку дело касалось Тони, выражение удовольствия на лице Каты было для него гораздо дороже цены платья. За минуту до того Тони испытывал искушение морализировать над любовью лучших из женщин к тряпкам, но теперь он уже допускал, что женщины вправе обращать внимание на свои платья. Платья больше, чем социальный паспорт; они — признание эстетического принципа, моральной истины — прекрасное тело должно быть одето подобающим образом. Разница между Катой, одетой в модельное платье (даже итальянское), и Катой в убогом ситцевом платье была так разительна, что это заметил бы даже муж. Казалось, что она получила моральную поддержку от хорошего материала и фасона. Все это пробежало в мыслях Тони, когда он слушал, как приказчица красноречиво объясняла, что платье было сделано для Duchessa di Pignatelli Montaleone и ни разу не было надето, — она капризная, но зато богатая, эта герцогиня; разумеется, им пришлось взять его обратно, так как оно ей не понравилось.

— Тебе оно нравится, Ката?

— Оно чудесное. Но, Тони, это уж слишком дорого. Ты и думать не должен о нем.

Все же она не могла удержаться от удовольствия поглядеться еще раз в зеркало и грациозно поворачивалась из стороны в сторону, поглядывая через плечо на свое отражение. Поразительный талант приспособления, — подумал Тони; сразу видно, что она привыкла к хорошим couturieres[228], а еще вчера была скромной мелкой служащей в отпуску. Объяви я сейчас, что я переодетый король испанский, сбривший свой габсбургский подбородок, — она отлично справилась бы с высоким положением. А я бы не справился!

— Тут нужно кое-что переделать, — сказала суетливая приказчица, — и тогда оно будет синьоре как раз.

— Мы возьмем его, — сказал Тони по-английски, — пусть она переделывает, Ката…

— О, я могла бы это сделать сама, но Тони…

— Прости, что я на тебя так наседаю, дорогая, но я буду упрям. Ну-ка, примерь два-три других и сделай вид, что хочешь купить их, а затем пойди посмотри материи и выбери несколько отрезов на платья. Не показывай, что тебе нужно действительно, — техника тебе знакома. А я вернусь через минуту.

Когда они шли по улице, Тони заметил в одном окне ожерелье в стиле восемнадцатого века из самоцветов, оправа была совсем как настоящая. Ему пришло в голову, что оно, вероятно, подойдет к платью. Во всяком случае это была красивая вещь. Спор и сражение с продавцом заняли около пятнадцати минут, и Тони вышел с ожерельем в кармане, чувствуя, что он переплатил за него и что ему это все равно. Ценность вещей только в том удовольствии, которое они могут доставить.