— Не раньше греческих календ. Он поймет.

Она ушла с довольно недоверчивым видом. Тони выскочил из постели, натянул рубашку и фланелевые брюки и вынес на террасу столик, а затем два креслица. Он посмотрел издали на распланировку, чтобы выяснить, чего не хватало, догадался и, подойдя к краю террасы, сорвал несколько цикламенов и фрезий и положил их около прибора Каты. Через минуту он услышал стук в дверь.

— Ох! — сказал он, видя, что Ката совсем одета. — Какой формальный визит. Guten morgen, gnadige Frau[217]. Разрешите мне помочь нести ваш пакет. Bitte, bitte schon[218].

Когда Ката улыбалась или смеялась и испуганное и грустное выражение ее глаз исчезало, Тони казалось, будто потерянное солнце снова возвращается на небо.

— Твое молоко и кофе не остыли? — спросил Тони, когда они уселись за стол.

— Нет, — сказала Ката, прикладывая руку к кувшину, — о, оно горячее! Что за роскошный завтрак, Тони. Я положительно не в состоянии съесть все это.

— И не надо. Разве ты не знаешь, мы, праздная богема, собираем только сливки с жизни? Съешь ложкой вот эти соты, если хочешь.

— Меня бы стошнило, — сказала Ката практично, — а я собираюсь стать здоровой и жирной, как турчанка. Это твой идеал, правда? Я думаю, что начну с апельсина.

— Когда я был ребенком, — сказал Тони, прихлебывая кофе с молоком, — один толстый старый судья часто гостил у нас, и каждое утро, через пять минут после того как мы садились за завтрак, он обычно говорил моему отцу: «Ну, Кларендон, что мы будем делать сегодня?» Что это, вероятно, были за неугомонные люди! Ты рада, что мы не задаем друг другу таких вопросов?

— Если бы мы сидели здесь вместе целый день и больше ничего не делали бы, это было бы райское житье. О Тони, Тони, мой любимый, если бы ты знал, до чего мне хочется плясать и петь при мысли о том, что не надо возвращаться в этот ненавистный магазин в этой ненавистной Вене!

— Приятная мысль, не правда ли? Но, Ката, Ката, моя любимая, если бы ты знала, как мне хочется плясать и петь при мысли, что не надо возвращаться в эту ненавистную контору в этом ненавистном Лондоне!

— Как мы патриотичны, — сказала Ката, смеясь. — Как мы любим наши Vaterland'ы[219]!

— Они думали о нас довольно мало, — ответил Тони угрюмо, — разве что когда хотели умертвить, погубить нас. Если мы им что-либо должны — все уже заплачено сполна. Они больше от нас ничего не получат. Боже мой, ты увидишь, как я ловко смоюсь из колонны.

— Что это значит?

— Навострить лыжи, сбросить свое бремя белого человека на мозоль правительству, сыграть в ящик, убраться.