— Кроме того, — прибавил он, когда она стояла в нерешительности над очень привлекательным гарнитуром вышитого белья, — помни, что это я буду глядеть на него, а не ты.

Здесь он снова применил хитрость с бумажкой в тысячу лир и затем отпустил Кату в Farmacia запастись кремами и духами и тому подобным.

— Здесь придется выбирать тебе, — сказал он, — мои скудные технические познания в области женских дел давным-давно истощились. Я не знаю, что тебе нравится. Но не обманывай меня и покупай все, что тебе хочется. У них, наверное, много немецких вещей.

Когда они снова, смеясь и болтая, вышли на улицу, нагруженные пакетами, в маленькой церкви, которую Эя гордо называла своим собором, раздался звон колокола, а за ним последовали колокола двух других церквей.

— Господи, — сказал Тони, взглянув на часы, — уже полдень. Как быстро прошло утро. Нам надо взять vettura, Ката. Постой — может быть, тебе нужно что-нибудь еще? Ах, да, я знаю, зонтик. Ты не повезешь его с собой, так что мы купим дешевый, который ты сможешь бросить. Ну, скорее.

— Ты знаешь, — сказал Тони в коляске, — я четыре раза в своей жизни ездил в верхнюю деревню, и вот с тобой в первый раз. Как ясно я помню остальные три поездки и как я буду крепко помнить эту, самую лучшую. Первый раз это было в 1914 году. Я ехал в восторге от красоты местности, и мне и не снилось, что здесь я встречу тебя. Во второй раз — это было после войны, когда я приехал попрощаться, как думал я, со всеми местами, имевшими для меня значение из-за тебя. А третий раз это было вчера. Кажется, это было так давно. Неужели это произошло только вчера? Ты уверена, Ката? Слишком много я болтаю? Я не даю тебе времени вставить и слово.

— Нет, ты не болтаешь слишком много, — сказала Ката, смеясь, — и, да, я знаю наверное, ты приехал только вчера. О Тони, могли ли мы придумать что-нибудь чудеснее, что-нибудь серьезнее? Я ненавижу страдание, и нищету, и горе, и унижение и не верю, что они делают людей изысканнее, тоньше. И тем не менее все это утро я не могла отделаться от мысли, что если бы мы раньше не погрузились в такие беды, мы не поднялись бы на высоту такого счастья.

— Я не знаю, — ответил Тони медленно. — Мы никогда не узнаем, что мы потеряли или выиграли, потому что мы никогда не сможем угадать, какими бы были наши жизни, если бы нас так грубо не разлучили в 1914 году. Может быть, поскольку мы были молоды и глупы, мы зря погубили бы драгоценную жемчужину, а может быть, мы достигли бы такой высоты, какой мы не можем себе вообразить даже теперь. Что же касается этого утра, то покупки — забава, примитивная забава. На самом деле я наслаждался не вещами, но самым дарением, и ты наслаждалась тем, что дарила мне радость, принимая эти вещи. Ты знаешь, я считаю, это редкость в женщинах. Я говорю не о том, как принимают в дар всякие предметы, имущество — даже самые плохие женщины отлично делают это, — я говорю о том, как принимают в дар человека. Ты понимаешь, о чем я говорю?