— Пригласите, Прокоп Минович, Коляду. Здесь он или ушел?

— Здесь, Петр Иосипович.

— Зовите.

…Коляда отмерил своими огромными сапогами три шага, щелкнул каблуками и замер:

— Явился, Петр Иосипович.

— Садись, рассказывай, что у тебя.

— Как вам известно, — начал жалостливо Коляда, — Гайворон со своими дружками написал на меня заявление в райком, будто я дал распоряжение засеять секретно, значит, сорок гектаров кукурузы, чтобы потом урожай разделить на законные гектары… И выговор мне записали.

— Извини, Коляда, а у тебя котелок варит? — Бунчук постучал пальцем по своей голове.

— Кажется, — неуверенно сказал Коляда. — Я, конечно, такое указание Кутню дал, так как для меня ваши слова…

— Я тебе никогда ничего не говорил. Понял?!

Коляда вздрогнул от крика.

— Понял. Но я же…

— Скажешь на бюро Мостовому, что хотел посеять кукурузу сверх плана и не думал делать из этого никакой тайны. А то, что написал Гайворон, будто ты хотел припрятать эти гектары, чтобы блеснуть высоким урожаем, — вранье. Вранье! — Бунчук стукнул ладонью по столу.

— Спасибо вам, Петр Иосипович, спасли вы меня, вовек не забуду. — Коляда, наверное от нервного возбуждения, дважды обежал вокруг стола.

— Вот так и скажешь. — Бунчук подал Семену Федоровичу стакан с водой.

Тот выпил и успокоился.

— Но я же, дурак, сказал Кутню, что это будут секретные гектары…

— Кто слышал, кроме него?

— Никто, Петр Иосипович.

— Значит, ты ничего не говорил. А Кутню, кстати, не обязательно присутствовать на бюро. Иди и подумай, что скажешь.