Коляда хотел подойти к кровати, но Меланка заслонила дорогу:

— Не подходи!

— Меланка, не прогоняй меня. Это же наши дети… Мои…

— Поздно вспомнил.

— Я же любил тебя, Меланка… Если бы тогда, после войны, не приехала Фросинья, то жили бы мы с тобой сейчас-Только с тобой я находил отраду…

— Не вспоминай. Разве у тебя есть сердце? Ты же только служишь. Всю жизнь дрожишь за свою шкуру и гоняешься за чинами, а их нет. Ничего у тебя нет. Ни семьи, ни счастья. И от сынов своих отказался. Боишься сказать, что они твои.

— Я не боюсь! Я всем скажу! Слышишь, скажу! — кричал Коляда. — Мои сыновья, мои!

Заплакал ребенок. Меланка взяла его на руки:

— Спи, мой маленький, спи…

В это время заплакал второй ребенок. Коляда подбежал, схватил ребенка и прижал к своей груди. Какое-то незнакомое до сих пор чувство наполнило его сердце, и он готов был кричать на весь свет: «Мои сыны, мои сыны!»

Так и стояли они с Меланкой друг против друга с сыновьями на руках…

Возле школы играл духовой оркестр. И хотя до собрания еще было много времени, люди все подходили и подходили. Щебетали молодицы, неторопливо разговаривали мужчины, а девушки ждали, пока кто-нибудь из хлопцев осмелится пригласить танцевать.

Коляда одиноко сидел в пустом кабинете директора школы и, сдвинув на окне занавеску, смотрел на говорливую толпу. Еще несколько дней назад, еще вчера он с чувством страха за себя думал о собрании, об этих людях, которые вынесут ему приговор, а сегодня это чувство исчезло. Утром позвонил с маслозавода Василь Васильевич Кутень и оглушил новостью: Бунчук написал заявление, чтобы его освободили от обязанностей секретаря райкома. Завтра пленум.

Теперь Коляда ожидал приезда Шаблея. Что ж, всему приходит конец, думал Семен Федорович. Если б вернулись молодые годы, то не так прожил бы он жизнь, не так… А теперь все в прошлом. Жизнь вместилась в тоненькую папку с газетными вырезками, которые уже никому не нужны. У Бунчука, наверное, тоже есть папка с газетными вырезками… Неужели все в прошлом? А сыновья? Нет.

Вдруг он увидел, как на подворье школы вбежала Фросинья. Черный платок спадал с ее плеча, будто подрезанные крылья.

— Люди! Люди! — кричала она, протягивая желтые костлявые руки.

Коляда вышел на крыльцо.

— Вот он, вот он! — подбежала к нему Фросинья. — Это его дети у Меланки! Его! Скажи, скажи, пусть все знают!

Толпа притихла.

— Мои, — хрипло сказал Коляда, — мои сыны…