Светлый фон

Ушел. Она проводила его в своем воображении до самой Сосенки. Вот он идет по черной пахоте, запорошенной снегом, минуя леса и яры, идет, любуясь красотой земли, без которой нет у него жизни.

Иди, Платон, иди!

Вот он уже возле старого ветряка…

В селе его встречают люди… Кто это бежит Платону навстречу?

Стешка…

Нет, нет. Стешка не будет встречать Платона… Это просто показалось Наташе.

Наташа отступила от окна, и Стешка исчезла, будто растворилась в белой метели.

Бился ветер в серебряные от инея стекла, и на них наплывала червленая заря.

Под потолком покачивался на нитке веселый петушок, который безмолвно пел свою бессмертную песню.

УРАН

УРАН

УРАН

I

I

I

Все подвластно времени. Человечество давно усвоило эту истину и, наверное, для того, чтобы никто не забывал о ней, изобрело часы. Профессия часовщика развивалась столь стремительно, что не прошло и нескольких столетий, как на смену солнечным и песочным часам явились элегантные хронометры.

Приборы времени заполнили мир. Ремешками и браслетками они прикрепляются к рукам, гнездятся в медальонах и перстнях, вмуровываются в башни ратуш, повисают на столбах и кронштейнах по улицам городов и местечек, на вокзалах и пристанях, на базарах и стадионах, украшают стены учреждений и жилищ. Одни молча отмеряют секунды, другие каждый отошедший в вечность час сопровождают звоном и мелодиями популярных песен.

В Сосенке еще нет башни с часами. Их функцию добровольно взял на себя старый Данила Выгон — бессменный сельский сторож. Он не знает, что время — одна из главных форм существования материи, и не знаком с теорией относительности Эйнштейна. Данила Выгон элементарными ударами в рельс отсчитывает вечерние и ночные часы, а днем ему некогда.

Кусок этого рельса Данила Выгон подобрал когда-то после войны за Косопольем на железной дороге, взорванной в сорок третьем партизанами, подвесил его к столбу возле конторы колхоза, и он напоминает Даниле о его боевых побратимах и звучит их бессмертной славой. И, может быть, только Стеша понимает Данилу Выгона и улавливает бесконечность оттенков в том звоне. Для нее он — тревожный в долгую осеннюю ночь и серебряный в летние рассветы; чистой волной катится в цветущих росных садах и стонет в метели. Просыпаясь ночью, Стеша считала часы, которые отбивал Выгон, будто каждый удар приближал ее к чему-то неизвестному.