Машина повернулась, вышла на дорогу, помчалась к станции.

— Вот так у нас с тобой вся жизнь проходит, — сказал Василий, стоя у подножки вагона. — То я в отъезде, то ты теперь меня покидаешь…

Загорелое, слегка обсыпанное веснушками на лбу и на висках лицо его казалось расстроенным. Голубые глаза растерянно мигали.

Антонина провела жесткой от частых умываний рукой по его щеке.

— Не горюй. Я писать буду…

Он через силу улыбнулся:

— Тогда лучше авиа. Быстрее…

Загудел паровоз. Проводник вскочил на подножку.

— Пиши, — сказал Василий, крупно шагая вровень с вагоном. — Пиши каждый день. И я тоже буду писать каждый день.

Колеса стучали все чаще. Василий уже не шел, бежал за вагоном, кричал что-то, заглушаемое стуком колес.

«Сумасшедший, — ласково подумала Антонина. — Чего бежит? Разве догонит?»

А сама, стоя на площадке, глядела на вокзал, оставшийся далеко позади, желая еще раз увидеть Василия. Он давно уже скрылся из виду, а она все стояла, смотрела до тех пор, пока не заслезились глаза от ветра. Потом вошла в вагон, стала в коридоре возле окна, машинально пересчитывая летевшие мимо столбы — один, другой, пятый, двадцать седьмой…

Это была первая в ее жизни командировка. И не на неделю, не на месяц, как случалось у Василия, а на целых восемь месяцев.

Антонина долго думала, прежде чем решилась поехать на курсы медработников в областной город.

Год назад она вышла замуж. Все случилось неожиданно и быстро: приехал в село участковый агроном, в клубе сам подошел к ней, вместе смотрели кинофильм, потом проводил ее домой. Дорогой рассказал о себе — живет в соседнем селе, на квартире, скучает, отец с матерью на Урале, а он тут недавно, еще никого не знает.

Он приезжал еще и еще и уже сам, без приглашения, заходил за Антониной, шел с нею в клуб или просто погулять.

Однажды, провожая ее домой, он попросился зайти к ней, переждать дождь.

Она согласилась. Он зашел и остался до утра. Антонина говорила серьезно, с неприкрытой болью:

— Я старше тебя на четыре года…

Он полудосадливо-полушутливо отмахивался от ее слов: