— Погоди, — услышала Лида голос отца.

Что-то там углядел Тертышный, показывает рукой Зиновию: не к пристани, а к левому берегу. Лида коснулась его плеча:

— Может, хватит, папа?

Только рукой отмахнулся: «Погоняй!»

Зиньку одного знака довольно — ревет, летит моторка. Тертышный склонился над бортом, Петрович с другой стороны, что-то ловят взглядом. Да уже и ловить нечего, само в глаза лезет!

Сперва зелеными пятнами покрылся плес, а дальше сплошь затянута вода путаной зеленоватой куделью.

— Видишь, какие косы распустили ведьмы да русалки? — захохотал Петрович.

Тертышный посмотрел со злостью:

— Смеешься? А рыба кверху пузом?

— Приедут на той неделе из института, — уже посерьезнел Петрович.

— Кто-о?

— Да гидробиологи. А может, микробиологи или как их там…

— Уже приезжали! Наговорили, наболтали. Трынды-рынды, га-ла-лай… На весь мир уха́! Накормить бы этих обещальщиков ухой из этой мути!

Приедут — так он им и скажет. Позовут или не позовут, сам приедет и скажет: «Десятки лет воду изучаете, а вы у нее спросили, чего ей не хватает, а чего лишек? Разве для того было море сделано, чтоб зеленой лужей болтаться?»

— Гони домой, — сказал сердито.

Зеленые ведьмины космы еще долго вились вдоль бортов моторки, плясали в сатанинском танце, гнались следом.

А все-таки вырвались на чистую воду.

Вскоре заголубела пристань среди цветников и газонов.

— Ну, Степан Степанович, — заблестел зубами Зинько-Зиновий, — не забывай! Как весна, так давай к нам. Нарыбалим столько, что и черт от зависти лопнет.

— Спасибо, Зиновий, надышались Днепром. Как говорится, дай боже не в последний раз.