Петрович уже с берега, выкатив своего «Москвича» из тени, крикнул:

— Персональный драндулет к вашим услугам! Прошу!

Снова улицы-аллеи, клумба (и до сих пор не политая!), площадь, «Детский мир», книжная лавка — и тихая его улочка. Каждый заборчик, каждое крыльцо, каждое дерево как свои пять пальцев знает.

С Петровичем попрощались спокойно, сдержанно, чего много говорить.

— А теперь чайку. — Сказал и пошел на кухню.

— Попьем чаю и будем собираться, папа, — бросила вдогонку Лида. — Полдня потеряли…

Что-то пробубнил оттуда — не расслышала.

«Тут еще укладки на два дня, — вздохнула Лида. — Не все же и тащить! Кое-что не жаль и выбросить… Привыкли старики каждую мелочь беречь. А с мебелью что делать? Никто ж не купит, кому она нужна? Взять разве что пару табуреток да книжные полки. А там увидим… Ой, еще ведь в чулане всякая всячина! Да в погребе зимние яблоки, бутылки с наливкой. Не столько, сколько мать запасала, а все же…»

— Лида! — позвал Тертышный. — Иди-ка чай пить.

На кухне чистота, как привыкла Лида сызмалу. Стол застлан белой скатертью, настоящей. Пластмассы на обеденном столе Тертышный не терпит. Дышит паром чайник, рядом притулился маленький, с красными боками. Вазочка с вареньем. И печенье домашнее. Это уже Лида привезла.

— Тут еще укладываться! — Покачала головой.

Тертышный молчит. Прядется что-то у него в голове, ничего не слышит. Медленно пьет чай, отдувается. Здоровенная чашка с красным ободком то подплывает ко рту, то отплывает.

— Едут-таки гидробиологи, едут. — Поставил чашку на стол с пристуком. — Будет разговорчик… Я им кое-что напомню.

— Папа, уже без тебя обойдется.

Видно, этих слов и ждал Тертышный. Рубанул:

— До каких пор будет вода цвести? До каких пор? А рыба? А яры́? Завтра же за пентюха Пантелея возьмусь, потому что это такой… Только тогда и заверещит, когда овраг до его кабинета доберется: «Спасите, кабинет зашатался!..» А живой земли ему не жалко.

— Папа, кто-нибудь другой поедет. Я ведь только на три дня отпросилась. — Лида умоляюще, но и сердито смотрела на отца.

Тот помолчал. Потом сказал спокойно:

— Ну так что? Послезавтра и уедешь. Спасибо, что проведала.

— Папа!