– Так как же действовать?

– Осторожно. У них есть оружие и преданная охрана, которой хорошо платят. Своими высочайшими именами они подписывали договоры с нашими бывшими колонизаторами.

Я не смогу к этому привыкнуть. Каждый раз, когда я вспоминаю, или мне кажется, что вспоминаю, слова Абу Омара, хотя я его не вижу, он здесь. Может, это говорит тень? Возможно, я сделал из него куклу-марионетку, и теперь, пользуясь приемами кукловодов или цирковых чревовещателей, заставляю шевелиться вялые губы. А как иначе разговорить утопленника или расстрелянного? Этим утром мне стала известна последняя версия его гибели. Их шлюпку, в которой они вдевятером плыли из Бейрута в Триполи, заметило сирийское сторожевое судно. Захватив их и отвезя на берег, сирийские военные передали его и восьмерых командиров, чьих имен я не знаю, катаибам, которые их и убили. Слово катаибы звучит странно: это члены ливанской фалангистской партии, основанной христианином Пьером Жмайелем. Явить вам Абу Омара в виде куклы-марионетки это так по-театральному, мертвые, о которых рассказывают, сделались такими вот куклами, а тот, кто рассказывает – кукольником. Последние мысли Абу Омара об эмирах были приблизительно такими: «Стоит только упомянуть их богатства, оказывается, мы незаконно вторгаемся в их частную жизнь, когда мы о нем не говорим вовсе, им кажется, это их унижает, и они правы, потому что они сами существуют постольку, поскольку существуют их богатства. «Я мусульманин, ты тоже, разве мусульманин может обвинить другого мусульманина?» Вот типичный аргумент, когда речь идет об отношениях эмир-фидаин».

Нищие мусульмане боятся сурового Бога, который покровительствует эмирам.

– Вы видели, Жан, сколько трудящихся поглощают эмиры? Куда там ваша компания Дассо. Ни одного ужина без пары-тройки хорошо пропеченных шиитов.

В последнюю нашу встречу он повел меня на обед на виллу из тесаного камня в Джабаль Аммане.

– Нас пригласил один человек, его зовут Шахрут. Он палестинец. Бывший мэр Рамаллы. Очень гордится, когда его называют беженцем.

Абу Омара пригласили как человека, близкого к Ясеру Арафату, но главное – потому, что он бывший профессор, ученик Киссенджера. На кухне хозяйничал швейцарец, накормили нас очень вкусно.

– Кто все эти люди в вашей гостиной? – спросил я.

– Посланники короля Хусейна. Он хочет, чтобы я вошел в его новое правительство. Да никогда в жизни. Лучше возьму оружие и пойду сражаться с иорданцами.

Через три месяца он уже был министром транспорта у короля Хусейна. И оставался на этом посту три года. Он согласился на это по договоренности с ООП? Может, он служил посредником между организацией и Хусейном, а через короля – с Америкой?