Все молча смотрели, как кожа коробилась в огне.

— Клянись, — предложил рогатый, когда пепел осыпался на землю.

— Клянусь за всех, — чеканил слова мужчина. — Клянусь в этом выжженном месте, клянусь на пепле по­хищенных и похороненных, что мы отдаём свою душу, помыслы, всех себя и детей наших тебе, Чернобог. На­учи нас быть стойкими, как ты, научи нас побеждать, как ты, научи нас не стонать даже тогда, когда вся кровь в наших жилах начнёт гореть от их железа, как сгоре­ли эти капли. Именем твоим отрекаемся от Бессильно­го, его городов и даже Небесного Града, в которых, как и в сердце слуг его, как и в их городах, нету ни сожале­ния, ни пощады, в которых нету ничего святого, ниче­го человеческого. Он не дал нам ни капли света, ни ис­кры надежды. Потому реки нашей крови, огонь нашей лютости мы отдадим, чтобы помочь тебе свергнуть его, Чернобог. Верь нам. Мы с тобою до конца и, в знак это­го, приносим тебе жертву.

Толпа немного отошла от огня. Плечи Христа дрожали.

— Что с тобой? — шёпотом спросил Иуда.

— Какое достоинство! Какое бедное быдло! Какое мужество! Какой мрак!

Перед огневым крестом лежал на плоском камне кто-то, укрытый грубой холстиной.

— Откройте, — попросил рогатый. Развяжите ему хлебало.

Кто-то дёрнул с лежащего покрывало. И тут Хри­стос закрыл ладонями рот, чтобы невольно не крикнуть.

На камне лежал генеральный комиссарий доказательной инквизиции Большая грузная туша.

Когда у него снова вытащили изо рта кляп — отдался тот самый, что и раньше, животный крик.

— Судил и судим будешь, — объяснил Рогатый. — Говори, что хотел еще сказать, иначе будет поздно.

— Отпустите, — с клокотанием в глотке сказал тот. — Видите, вы есть. Значит, нельзя сказать, что мы ведём войну с безвинными. Повсюду война за души, и в этой войне я — солдат. Пленных не убивают.

Белокурые волосы того, который присягал за всех, спутанными копнами падали на яростные глаза. Лицо запало в щеках. Губы побледнели так, что почти не отличались от цвета всего лица.

— Значит, и еретики — пленные солдаты? — Глаза его остекленели. — А что делают с ними? А уничтоженные деревни и города? А разорённые страны без людей? В чём виновны были перед тобою и Богом те, сожжённые сегодня? Тот старик с курочкой? Нас не было. Это ты нас выдумал. Ты жестокостью сотвори нас. Кто пошёл бы сюда, если бы не толкнул ты и твои братья в убийстве? Может, я? По доносу хватал безвинных, насиловал женщин, истязал и жёг — и ты солдат? Не было бы тебя — не было бы и дьявола. За жесто­кость — жестокость... Готовься. Мы дадим тебе скорую смерть. Не как ты.