— Мы не из богатых, — начал было Лотр. — И в скромной бедности живём.

— Лицо твоё — пятка, не имеющая стыда, — оскалился крымчак. — Потому что не краснеет пятка. Что врёшь? Смотри!

По стенам, иконам, статуям плыло золото. Властители молчали. Селим медленно доставал саблю из ножен. Она выползала из них почти невидимыми рывками, как змея.

— Мгновение каждое добавляет к вашей дани. Я вырву саблю, и что тогда спасёт вас?.. Мгновение каждое добавляет... Ибо татары — пошли!

И такая наглая сила была в этом голосе и в медленном выползании стали, что все словно услышали далёкое гиканье, неприглядный гул бубнов, рыдания верблюдов и ослов и яростную дробь копыт неисчислимой орды.

Сабля выползла почти до конца.

— Дан, — оскалился мурза. — Дан давай — будешь.

Люди в притворе переглянулись. И тут Босяцкий ласково, с чувством собственного достоинства поднял руку.

— Стой.

Мурза улыбнулся и с лязгом забросил саблю назад в ножны.

— Не угрожай нам, мурза. Мы достаточно могущественны, чтобы растоптать вас.

Стража у двери вскинула головы.

— И если мы всё же дадим тебе то, о чём просишь, то не из боязни, — плоские глаза смеялись, — а потому, что так повелевает нам наш Бог. Сказано ибо у Матея: «И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду».

— Хорошая вера, — одобрил мурза. — Удобная для могущественного вера.

— Ты что же, не тронешь тогда земли? — спросил Гринь Болванович.

— Зачем «земли»? Вашей земли не трону.

Синклит думал.

— «Просящему у тебя — дай», — тихо промол­вил Лотр.

— По весу дай, — уточнил крымчак.