Каноник Торский

А город спал. Лишь стража маячила на стенах да на колокольне болтали кое о чём Тихон Вус с дударём.

Зенон и Вестун, проходя по забралу над Лидскими вратами, каждый раз окликали негромко:

— Тумаш, спишь?

— Да нет, — сипло отвечал снизу Фома. — Пускай стража похрапит, я уж утром.

— А молодой?

— Да рядом со мною. Свистит вовсю. Сон видит. Словно наилучшую красавицу потоптал.

— Гы-ы.

И снова шаги сторожевых. Снова тишина.

А между тем в центре города, далеко от стен и от стражи, давно уж звучали иные шаги. Теневыми сторона­ми улиц скользили, прячась иногда в ниши и переулки, люди с белыми крестами на рукавах. Тянулись цепочка­ми в переулках, занимали их, становились возле меченых домов, группировались в наиболее опасных местах.

Из переулков, из тайных ходов выползали ещё и ещё люди, пока не начало казаться, что во мраке шуршит и разливается неисчислимое гнездо пауков- крестовиков.

Группа Пархвера, выбравшись из-под земли, по­шла к лямусу, и там богатырь, весь набухнув кровью, от­валил огромный каменище, освободив другое жерло, из которого сразу же полился человеческий муравейник. Воронёные латы тускло блестели, как хитин.

И когда рассыпались по улицам «белые кресты», было их много, как муравьёв.

Загорелось синим светом окно на одном из гульбищ, которые вели от колокольни Доминикан. Тысячи глаз смотрели на одинокий огонь.

— Начали.

Огонь мерцал. И, подчиняясь ему, тени потащи­лись по улицам, начали заходить в меченые дома. Кто их метил и за что — их не касалось. Может, тут жили действительно «виновные», а может, кто-то просто сво­дил счёты с соседом, — они не думали об этом. Хорошо было то, что двери помечены крестом Спасителя, а не языческим, шестиконечным. Хорошо было мстить и убивать. Хорошо было то, что вот возобновляется настоящий порядок.

Заходили, тащили из кроватей либо кончали просто так. Иногда долетал из комнат исполненный муче­ния крик, но чаще ответом на удар было молчание: работали чисто.

Лотр стоял в садке над молодой парой, спавшей под вишней. Ноги молодых легко сплелись, на губах были улыбки. Далеко отброшенным блестел корд мужчины, а рука его лежала на женском плече.

Кардинал перекрестился и два раза опустил меч.