— Да что говорить? — Братчик поднял меч. — Бей их, хлопцы, в мою душу.

Кучка осуждённых бросилась на вражеский строй. Жестокая, последняя забурлила сеча... Где-то далеко, далеко всё ещё вопила, вопила дуда. И враги собственными телами, всей своей массой оттесняли и оттесняли последних восставших к крутояру.

Христос чувствовал, что он как заколдован. Бросает­ся, бьёт, сечёт, падают вокруг друзья (люди Лотра начали расстреливать их из луков), падают враги, а ему хоть бы кто-нибудь царапину нанёс.

И это было хуже всего. Стало быть, хотят взять жи­вьём. Глупость! Кто помешает ему броситься с обрыва вниз головою?

— Как на разбойника! — ревел он. — Вышли вы с мечами и кольями... взять меня... Так нате... Нате... Нате...

Он услышал вздох и оглянулся. Молодой с безмер­ным удивлением смотрел на оперённый конец стрелы, торчавший у него из груди.

...Когда солнце показало всем свой маленький крас­ный краешек, над обрывом стоял уж только один Юрась. Оборванный, чёрный от дыма, с тяжёлыми от пыли воло­сами, забрызганный кровью, он вертел над головою меч, скалил зубы и был таким страшным, что к нему никто не рисковал подходить.

— Сдавайся, — крикнул Босяцкий. — Иначе арканы бросать будем.

Христос скверно выругался.

— А рожна не хочешь, хорь? Тут камни внизу. Пока долечу до реки — разорвёт. Живым не возьмёте. Не дамся. Я вам не святая Цецилия, чтобы меня грязными лапами лапать.

— Взгляни, — бросил рыцарь Иисуса.

Вражеская цепь расступилась. Стража держала за руки Анею и скрученного Раввуни с заткнутым ртом. Нагло усмехаясь, подошёл к женщине богатырь Пархвер, чёрный и вонючий от пота, как и все. Весело блестел синими глазами. Взял Анею за волосы: испуганно содрогнулись ресницы, закатились чёрные в синеву глаза.

— Сейчас я её... при тебе, — хохотнул Пархвер. — Братьями будем.

Позже никто не мог сообразить, как это произошло, и меньше всех сам Юрась. Глаза будто бы сами заметили рядом с трупом повстанца ножное копьё, тело сделало молниеносный рывок к нему, рука схватила и направила куда надо.

В следующее мгновение длиннющее копьё, брошен­ное с подъёма ступни, взвилось в воздухе и ударило...

...За эту долю минуты Пархвер не успел не то что­бы отступить, но даже понять. Остриё вылезло у него из спины. Он стоял, словно опираясь грудью на древко, и ещё не понимал, что убит. Потом его начало тошнить кровью. Долго-долго. А ещё немного погодя существо в сажень и шесть дюймов роста, непобедимый Пархвер, упало на землю. Все стояли словно оглушённые.

Христос подумал, вздохнул и сказал:

— Хорошо, Босяцкий, поладим.