— Отступайте, хлопцы! В поле, земля им в глотку!.. Ах, ты так?! Двор-рянина, римское твоё отродье, сморчок ядовитый?! Съешь, чтоб тебя земля ела! Получай, чтоб тебя так дьяволы за что-то держали! Подавись, чтоб тобою в голод так твои дети давились!
Он дрался, как демон, но, отрезанный от остальных, вынужден был отступать в дверь надвратной часовни.
— Сюда, Тумаш, сюда! — вопили ему со стен Вестун и Зенон.
Они тоже остались почти одни, но держались ещё. Фома, отбиваясь, отступал по узкой колокольной клетке. Тут было удобно, и, хоть ступени извергали к нему всё новых и новых врагов, он успел навалить их целую кучу.
Человек выдерживал. Не выдержало железо. Фома ударил и удивлённо поднял на уровень глаз длинный эфес с обломком клинка дюймов в девять длиною. Как раз длина его огромной ладони.
— Одолжите вашу челюсть, ослы, — сказал он.
Жерло ступеней, как жерло грязевого вулкана, снова выдавило, выбросило в колокольную клетку вооружённых людей, меченных знаком креста. Они подступали. Фома видел среди них даже монаха-доминиканца с длинным медным пестом.
Осмотрелся в отчаянии, увидел тусклый от яри, бронзовый бок колокола с рельефными фигурками святых, высоко наверху поворотную балку и верёвку, которая вела от неё вниз, через пол в нижний ярус, в помещение звонарей.
Надо было спасаться. Ещё не зная, что он будет делать дальше, Фома подпрыгнул и всей тяжестью своего грузного тела повис на верёвке, полез по ней вверх.
Тяжёлая, на многие и многие берковцы, махина колокола шевельнулась, юбкой едва не над самым полом яруса. Тумаш лез, и она качалась немного сильнее. Внизу смеялись.
— Обезьяна. Смотри, обезьяна. Ну-ка, сделайте ей красную задницу.
И тут у Фомы перехватило дыхание от внезапной радостной мысли. Добравшись до балки, он подтянулся на руках.
— А я вот вам морды красные сделаю, хряки! — крикнул басом.
И, скорчившись между стеной и колоколом, со страшнейшим напряжением выпрямился, толкнул ногами огромный колокол:
— Большая Зофея, помоги!
И без того раскачанный, колокол тяжело и страшно вздохнул. Угрожающий, до внезапной глухоты удар переполнил и заставил трястись колокольню, поплыл над городом.
Колокол ударил, — в вопле и хрусте упали, посыпаюсь по ступеням нападавшие, — взвился дыбом, показав городу бронзовое рыкающее горло. И ещё. И ещё.
Теперь можно было прыгнуть вниз, снова подобрать чьё-нибудь оружие, снова стать на старом рубеже, снова не давать хода этой сволочи. Тумаш так и сделал. Подхватил чей-то меч и радостно — вон сколько добра наворотила Зофея! — засмеялся.