Два челна отчаливали от берега, готовясь в погоню, каждом было по четыре вооружённых гребца.

— С тобою да честь? — спросил Лотр.

— Босяцкий, ты ведь сказал juzo! Где твоя совесть?!

— Ну, — пёс Божий улыбнулся почти приятной умной улыбкой. — Моя совесть, конечно, не вынесла бы этого, но ты не заметил, не дослышал — я вместо juzo, ска­зал izo, что значит «горю». Ты слишком простодушен, сын мой. Мужчина может молчать, если видит несправедливость, и остаться честным. А женщина — скажем, она — молчать перед на­сильником, и это не опозорит её, и останется она такой же верной или непорочной даже.

Христос попробовал ударить его ногою в пах, но не достал. Его оттащили. Даже он, во сто раз ловчее любого из этих, полный властелин своего тела до последнею нерва, ничего не мог сделать, если десять человек держат его.

— Делай что хочешь, — изо рта у Босяцкого словно плыл вонючий навоз, словно травинка жала высовыва­лась из-под языка, — лишь внутренне в этом не участвуй, юный мой друг.

— ...щенок, — плюнул Христос. — Думаешь, за те несколько лет ты видел, ты думал больше меня? Навоз­ный червь. Ты солнца не видел, веков не видел, быдло!

— Да вообще пощады Божьей не избавишься даже, если дашь присягу без намерения сдержать её. Вот я тебе пообещал: «Исполню». А про себя прибавил: «Если меня к этому вынудят или я сам пойму, что ты не враг, а полез­ный для отечества и государства человек».

И тогда, понимая, что это всё, что этим людям мож­но даже плевать в глаза, он, сам не понимая, на что на­деется, в исступлении крикнул:

— Раввуни! Раввуни! Рав-ву-ни-ни!

Услышав этот крик, Иуда, который давно уже видел погоню, в отчаянии заметался по чёлну. Река мчала, бе­рега пролетали быстро, но ещё быстрее, каждый словно на крыльях, приближались, во взмахах вёсел, челны пре­следователей.

Иуда сел и начал неумело грести. Поставил чёлн сначала боком, потом кормой, потом снова носом. Весло зарывалось в воду, выныривало оттуда в облаках брызг. Иуда не умел грести. Он, вообще, мало что умел. Ни грести, ни фехтовать, ни плавать. Где он мог научиться этому?

Тогда он решил молиться. Вот помолится немно­го, пускай не по правилам, а потом возьмёт женщину и прыгнет в воду, и, поскольку не умеет плавать, а она связана, — они непременно пойдут на дно. И это хоро­шо. Избавиться от мучений и не предать Братчика.

Он сосредоточился и с ужасом вспомнил, что не помнит ни единого слова. Не потому, что забыл за время странствий, а просто так... Бог ушёл из души. В желании оттянуть время и вспомнить он увидел на дне чёлна забы­тую мерёжу. Смекнул что-то. Начал по-звериному рвать зубами, срывая каменные грузила. Освобождённую сеть бросил в воду.