Рабле

Отряд, который сторожил Лидские врата, отре­зали с самого начала, и потому люди только слышали рёв дуды над городом, но ничего не знали об осталь­ных. Фома, правда, как только началась резня, бросил молодому:

- Беги к Христу, веди сюда. Нас тут больше. Спасай ты его.

И молодой пробился сквозь строй. Его схватили за плащ, но он, полуголый, всё же вырвался, побежал.

Но побежал он уже давно. Полтора часа защитни­ки врат не знали о других. Не знали, что за это время схватили Иуду и Анею, что молодой случайно столкнулся с Христом и они собирают вокруг себя разрозненные группки мятежников. Не знали, что убит седоусый, что женщины с детьми спаслись в каменоломнях, что Марко Турай и Клеоник с Фаустиной, отрезанные ото всех, едва отбились и сейчас верхом скачут от погони. Не знали, что схвачен «крестами» старый мечник Гиав Турай.

А между тем с начала бойни миновало совсем не­много времени. Едва начало краснеть на востоке, и пожары в темноте ещё освещали вовсю.

На забрале, по обе стороны от круглой башни — колокольни, тускло кишела гурьба — люди Кирика Вестуна и Зенона. Они пускали стрелы в нападающих и секлись с теми, которые стремились по забралу добраться до башни, опустить вратную решётку и тем самым отрезать дорогу беглецам из города.

Этой дороги нельзя было отдать. Лишь отсюда еще могли выбраться из западни, затеряться в полях и пущах раненые. Именно сюда, по мнению Фомы, должен был отвести боеспособные остатки мятежного войска отрезанный Христос.

Ни Тумаш, ни Вестун не знали, что Христос не сможет пробиться сюда сквозь мощную стену вражеских вояк, что у него мало силы.

И именно потому, что Тумаш с друзьями не знали этого, они секлись неистово.

Лицо Фомы ещё больше покраснело, глаза выпучилист до того, что казалось: вот-вот лопнут. Усы реяли, щёки натужно раздувались, тяжело шевелился, извергая проклятия, большой рот — рот любителя выпить и забияки. Он рубил, давал пинки мощными ступнями, подставлял ножки, хакал, бил с лезвия и наотмашь, эфесом. Грозно взлетал в воздух двуручный, в полторы сажени, меч, нападающие катились от него горохом.

— Великдень! Великдень! — летело отовсюду.

— А я вот вам, чёрта лысого вашей бабушке, за неделю пасха, за десять дней пейсах, — вспомнив про Иуду, рычал Фома.

И дал такого пинка наймиту в форме польских уланских войск (он нападал пешим, потеряв, видимо, коня), что тот, падая, смёл крыльями ещё человек десять.

Он терял надежду, что Христос прорвётся. Теперь надо было только как можно дольше не дать затворить врата. А вдруг...

Падали вокруг друзья.