А помолитесь Господу за нас!

Баллада повешенных

В ту ночь убили не всех. Всех схваченных убивали потом, постепенно, на почве твёрдой законности, но с надлежащей неотвратимостью и жестокой добротой. Ибо лучше отрубить гангренозный член, нежели позво­лить умереть больному.

Днём и ночью ревели в подземельях меха и лязгали клещи. Граждан, к которым прикинулся антонов огонь свободолюбия и чистой веры, после допроса выводили и карали смертью на Воздыхальном горбу, перекрёстках улиц или на Лидской дороге. На смерть каждого акку­ратно составлялась бумажка. Акт.

Мещане и мужики в пыточных обречённо молчали. Жизнь потеряла для них цену в самый тот момент, когда потеряли простор, к которому привыкли, смолистый аромат пущи и поля, золотящиеся рожью и ячменем. Целыми днями стража ходила по домам, выискивала крамолу, хватала людей и тащила в большой судный зал. Истязали по одному, но приговоры выносили пачками, не слишком разбираясь, что там до чего. Узники мол­чали, и оговоров не было, зато лютовали, давая лживые показания, доносчики и лазутчики. И потому по городу катилась лавина арестов. Забирали родителей у детей и детей у родителей, мужа — от возлюбленной жены, парня — от любимой. Вся Городня не спала по ночам. Люди лежали и смотрели бессонными глазами в темноту. Пружина лживого доноса могла ударить в каждую минуту.

Не спали и арестованные в подземельях под восточ­ным нефом замка. У этих всё было определённым, и они могли бы спать, но над ними всю ночь горланила пес­ни пьяная стража: срывала на пленных свой недавний смертный перепуг. Иногда они открывали двери в под­земелья, где после истязаний лежали, не в силах пошеве­литься, ломаные люди, и делали концерт для них, ревели что-то наподобие «Песни о хаме»:

Что против копий — косы у хама?

Вот вам Эдем, что хотели добыть:

Виселиц сотни — эдемская брама.

С радости в небе пляшите ногами.

Мы властелины ещё от Адама,

Вы — от Адама ещё рабы.

Многие — кто лежал дальше в темноте — тайно плакали. Не потому, что должны были умереть, а от унижения.

И потому все молчали, даже умирая на дыбе. Таким великим было их заядлое мужество, что ужасались даже люди святой службы.

Босяцкий понял, что главное сейчас — добиться отречения Христа. Пускай под пытками вспомнит о на­стоящей истинной догме, тогда остальные запросто хрустнут в хребте. А это означает — Братчика надо истязать изобретательнее, страшнее и дольше всех.

Долго спорили, кто должен судить. И решили, что хоть подсудимый и мирянин, но, поскольку преступление касается церкви, судить будут председатели церковного суда.