— «…Их, эти созревшие для открытой борьбы с самодержавием силы, надо уметь точно направить, — продолжал, теперь явно увлеченный содержанием весьма своевременного документа, читать Егор Евлампиевич, — ими надо повседневно руководить, никоим образом не бросая людей, взявшихся за оружие, на произвол судьбы».

Тихий немного приостановился, по-отцовски требовательно посмотрел из-под кустистых бровей на Сочалова и сказал ему негромко:

— Теперь вот, кажется, непосредственно тебя касается, — и тем же размеренно-спокойным голосом зачитал указания губернского комитета РСДРП, которые призывали немедленно привести в действие боевые организации партии, разъясняя, что в назревающей революции есть особая и очень важная  в о е н н а я  сторона дела.

Далее губком предлагал всем местным организациям Приволжья начать активную подготовку на случай, если обстоятельства потребуют призвать рабочий класс России ко всеобщей политической стачке, за которой может последовать и вооруженное восстание против самодержавия. И каждый понял: в этих сложных условиях  н е т  у  п р о л е т а р и а т а  и н о г о  о р у ж и я  в  б о р ь б е  з а  в л а с т ь, к р о м е  о р г а н и з а ц и и.

В заключение шли задания по развертыванию самой широкой и активной подготовки всех местных организаций РСДРП к III съезду партии.

Георгий Евлампиевич, еще не окончив чтения всего материала, обратился к членам местного партийного комитета с короткой речью:

— Время открытой борьбы наступает. Зреет революционная пора во всей нашей державной России. А значит, речь идет и о том боевом духе, — да, да, именно боевом, дорогой ты наш Сочалов, о той радости великой схватки с врагами не на жизнь, а на смерть, к которой мы себя и готовили все эти годы. Не русский народ, а русское самодержавие начало с Японией колониальную войну. И кончилось это невиданно позорным поражением. Как никогда ясно должны мы отдавать себе отчет в том, что эта несправедливая, кровопролитная, жестокая война бьет в глаза всем и каждому, показывая всем агонию старой России, России бесправной, темной и забитой…

Неожиданно оборвав свою речь, Тихий дружески положил тяжелую руку на плечо Сочалову и спросил:

— Ну, теперь, друг командующий, ясна задача?

— Мне-то вроде бы ясна, Георгий Евлампиевич. Да только вот в такой сложной обстановке один я… командую. Дело-то, видимо, пойдет к объединению сил революции. Надо бы и меньшевистского вожака Садникова привлечь к такому-то серьезному делу.

— Ты прав, дружище Прохор. — Тихий от возбуждения даже поднялся со стула. Подумал и решительно сказал: — Твоя правда. Сам постараюсь уладить с Алехой. От крутого разговора нам с ним, брат, никуда не уйти.