Но вот их черные порты и рубахи слились с дорогой, а потом Сима уже их и не видела. Теперь она все внимание сосредоточила на столовой. Не хлопнет ли калитка, не скрипнет ли открывшаяся дверь, не зажжется ли где свет, потому что на улице заметно потемнело. Но все было тихо, спокойно. И позади нее, в роще, ни души.

А дружинники уже поднялись в рост и прислонились к березкам, росшим позади забора с тыльной стороны дома, куда они и подползли нарочно, чтобы остаться незамеченными. Теперь оставалось последнее и главное. Надо было поправить рубахи, отряхнуть пыль с одежки, отдохнуть, отдышавшись малость, вставить запал, поджечь бикфордов недлинный шнур, тянущийся от него для полной гарантии, а затем внезапно появиться возле угла штакетника, пробежать до середины дома и метнуть бомбу в окно столовой.

Обычно спокойный и несуетливый, Антон Болотов нервничал. На его курносом мясистом носу повисла большая капля пота. Когда он протягивал Андрею запал и зажигалку, руки его дрожали.

Андрей, наоборот, был удивительно сосредоточен и спокоен. Тонкий, но широкоплечий, он стоял крепко, не двигаясь, словно врос в землю, плотно прижимая левой рукой холодное тело бомбы к своей разгоряченной груди.

Вот он чиркнул зажигалкой и, поджигая коротенький шнур, уже бежит. За ним сразу же бросился вперед и Антон. И вдруг что-то щелкнуло в ближнем от них углу за штакетником, и Андрей упал, не выпуская бомбы, и она взорвалась в его руках. Антон свалился наземь, задетый осколком, попавшим в ногу. Но тут же поднялся, чтобы помочь товарищу. А тот был разорван страшным взрывом. Антон увидел лишь месиво вместо лица, ногу, валявшуюся далеко от тела, и изодранную в клочья, заливаемую хлещущей кровью одежду. От казармы уже бежали казаки, тут же ложась прямо на землю и открывая стрельбу по тому месту, где только что произошел взрыв. Антон, превозмогая боль, сильно прихрамывая, метнулся назад к березкам, обежал столовую с тыльной, еще спокойной стороны и углубился в сторону сараев и хлевов, стоящих позади почти каждого жилого дома. Сутки отлеживался он в сараюшке за поленницей дров, туго перетянув ремнем подраненную ногу. На следующую ночь выбрался и укрылся в одном из ближайших домов у товарища по партии. Отсюда его увезли к фельдшерице Корзановой, где ему был приготовлен приют в старой заброшенной кладовой, куда две недели ходил ее брат Викентий Викентьевич, опытный и добрый врач, прошедший долгую земскую практику, сохранив теплоту человеческого чувства и приобретя знания и сноровку и в хирургии, и в терапии, и в лечении народными средствами.