Через два дня Антон Болотов вернулся домой, где от надежных друзей уже знали, что он жив и будет здоров.

Вскоре акционеры вынуждены были открыть заводы, Новый директор, человек жестокий, но деловой и энергичный, не побоялся известить всех пришедших вновь наниматься на заводы большим объявлением у проходных и конторы, где было сказано, что забастовщики дезорганизовали, мол, все производство. Дирекции заводов, говорилось в этой бумаге, пришлось за один лишь месяц перед закрытием, рассчитываясь с рабочими, выплатить такую огромную сумму денег, которая чуть ли не вдвое превышала доход заводов за тот месяц.

Новая инструкция, с которой знакомили при найме на завод, по сути дела, ликвидировала обеденный перерыв, разрешая лишь питье чая в середине смены, которое может продлиться не более пятнадцати минут. Прогулы вовсе исключались, так как вели не к штрафу, как было раньше, а к увольнению с заводов.

Бастовавшие были занесены в черные списки и к работе не допускались. Даже такие сверхблагонадежные у начальства, как Константин Адеркин, были зачислены на работу временно, сроком на два месяца условно. Наиболее известные и ценные по работе мастеровые из забастовщиков принимались условно сроком на два-три месяца без какой-либо гарантии получения прежней ставки. При малейшем подозрении их увольняли.

В поселке обсуждали царский манифест о созыве Государственной думы.

И людям хотелось услышать живое слово правды.

В условиях нового экономического, а с ним и политического нажима на народ казалось невозможным теперь встретить смельчака, который взялся бы объяснить народу истинное положение дел. Собрания на Волге, в лесу, в роще более не проводились.

А большевистский голос все-таки прозвучал, бесстрашный оратор нашелся в губернском большевистском партийном комитете.

По улицам поселка бежали парни, девушки, дети. Они возле каждого дома кричали: «На Большой у чайной Калашникова собирают по случаю Думы! Слово о Думе! Спешите к чайной Калашникова!»

Старательно исключались от оповещения дома «отцов» поселка: чинов дирекции, полиции, охранки. Не слышно было этих голосов ни у бывшего ремесленного, ни у столовой. Открылись проходные, и рабочие валом покатили в сторону Шоссейной. Дневная смена была предупреждена о митинге заранее. И вот сотни людей толпятся у чайной, запрудив шоссе и все прилегающие к этому обычному двухэтажному дому, с каменным низом и посеревшим от времени, обшитым досками верхом, переулочки, тупички и дворы. На крыше, придерживаясь рукой за трубу, появился коренастый, многим уже знакомый человек, без шапки, в легоньком пальтеце.