— Медведь, — сказал тихо Филе Васятка Адеркин.

— Малыш, — поправил Васятку стоявший рядом пожилой рабочий.

— Неужто Свердлин? — намеренно или просто от большого волнения прошептал Филя.

Чернявый, невысокого роста крепыш, с черной бородкой и усиками, в неизменном пенсне, впившемся своими дужками-держаками в его с легкой горбинкой нос, широко обвел вокруг большой рабочей рукой и с присущей ему силой и такой же страстью бросил в толпу:

— Только мне отсюда видно, товарищи, сколько вас пришло сегодня. Значит, многие жаждут слышать живой голос большевистской правды. Я выступаю по поручению губернского комитета РСДРП большевиков, И буду говорить правду, и только правду, и о так называемой Думе и о Государственном совете.

Филя и Василий стояли далеко, в кольце окружения: отряды дружины сегодня здесь почти в полном составе. Но густой, низкий, очень сильный голос далеко и гулко разносится по Шоссейной, по прилегающим дворам, улочкам и тупичкам, уходя за поселок, к Волге.

— На ветру, возле печной трубы, на ветхой крыше трудновато говорить, я не буду пользоваться бумажкой, а скажу от сердца, по памяти.

— Слушаем тебя, товарищ! — крикнули откуда-то с дальнего конца. Толпа зашевелилась. Люди закашлялись, переступали с ноги на ногу. А кругом зашуршало, загудело. Но тут же стало успокаиваться.

— Товарищи! — оратор обращался в сторону шоссе. Но вот он резко повернулся вправо, к переулкам и тупичкам. И еще раз громко воскликнул: — Товарищи! Многостепенность выборов, введение сразу же чрезвычайно высокого имущественного и иного ценза, начавшийся чрезвычайно резкий и сильный нажим (политический и экономический) даже на те мало-мальские успехи, которые дали прошумевшие по всей стране рабочие стачки и крестьянские волнения, жестокая политика против малейшего сочувствия делу революции со стороны даже привилегированных слоев населения — инженеров, врачей, адвокатов, священнослужителей и офицерства, — все это сразу же показывает, что манифест о созыве Государственной думы, опубликованный в августе, — простая уловка, за которой не стоит не только каких-либо свобод для народа, а наоборот, маячат тени кнута и свинца, уготованных народу. Еще свежи в нашей памяти события, разыгравшиеся на Дворцовой площади у Зимнего в Питере Девятого января.

Снова по толпе прошел гул волнения. Не было, знать, тут людей, которые не прочувствовали бы этих мрачных событий.

— Дума созывается не для народа, — продолжал оратор. — Она созывается, чтобы помочь самодержавию расширить и укрепить свои права. Наряду с еще не собравшейся Думой уже давно действует царский Государственный совет.