Вражеская артиллерийская батарея вела теперь по всем правилам позиционной войны размеренную методическую пристрелку к объектам вокруг самой крепости восстания, главной баррикады и четырехэтажного красного здания кирпичной церковноприходской школы, чтобы затем ударить наверняка.
Третий снаряд попал как раз в тот домик, где недавно останавливался доктор Корзанов. Пламя охватило его сразу, как только опала земля и стала оседать пыль, поднятая взрывом.
С баррикады на мостовую проулка, уже политую кровью их товарищей, попрыгали боевики. К ним присоединились и санитарки, и женщины, принесшие хлеба и горячей картошки сыновьям и мужьям. Двумя большими крюками на длинных жердинах (все это было тотчас доставлено жителями соседних домов) люди, суетясь и порою мешая друг другу, начали растаскивать балки и доски прямо с крыши, ведрами черпали воду из пожарных кадушек, поливая стены соседнего дома, чтобы сбить пламя, раздуваемое ветром. Народу сбежалось много. Тушением, скорее, локализацией пожара руководила вездесущая и неуемная Ефросинья Курсанова. Платок с головы съехал на плечи, телогрейка была ей велика, и рукава, подоткнутые снизу, снова распустились, мешая в работе, но закатывать их вновь было некогда. Обхватив краями длинных рукавов и крепко зажав один из длинных пожарных шестов, Ефросинья, напрягаясь из последних сил, прямо на себя стаскивала горящие бревна, срывая их с пылающего сруба. Брови ее были опалены, лицо покрыла сажа, край длинной, не по росту стеганой телогрейки уже начал тлеть. Но Ефросинья не замечала этого. Ее руки кровоточили, в ушах стоял звон, во рту пересохло. Но несмотря на предельное физическое напряжение, она еще успевала следить за движением огня, вовремя подавала команды доброхотам, занятым тушением пожара, окриком остерегая людей от возможного обвала стены или стропил.
Ни треск огня, ни гомон людей, ни змеиное шипенье воды, ни удары пожарных крюков не смогли перекрыть резкий высокий Фросин голос. Он слышался повсюду и организовывал эту своеобразную пожарную команду, что состояла большей частью из женщин и подростков, которые успели сбежаться на пожар из соседних домов, улочек и тупичков.
Основные силы дружинников по-прежнему были заняты на баррикадах; они отражали попытки солдат и полицейских проникнуть в район главной баррикады. Но этот пожар положил начало не менее драматическим событиям у пожарной каланчи.
Дед Евсей, дежуря на смотровой площадке пожарной каланчи, увидел в месте падения снаряда пламя. По давней привычке он тут же ударил железякой по обрубку рельса, что болтался на специальной стойке сбоку площадки.