Со стороны бывшей пожарной каланчи неожиданно появился отряд бомбометателей, посланный Дмитрием Курсановым.

Красавец мужик Борис Черняев, отчаянная душа — в распахнутом полушубке и с расстегнутым воротом косоворотки, без шапки, с растрепанными по ветру густыми волосами, выскочил на середину Шоссейной и высоко поднял свою самодельную бомбу, однако не успел ее метнуть, сраженный сразу несколькими выстрелами в упор. Он упал вместе с бомбой, и она так рванула, что осколками задела великана Александра Розанова. Он свалился на мостовую вслед за своим товарищем. Саша успел-таки метнуть свою бомбу, но, к несчастью, она мягко упала в сугроб и не разорвалась. Раненный в ногу, Розанов медленно пополз к калитке проходного двора, зубами вытягивая запал второй бомбы, чтобы не взорвалась непроизвольно.

Царские пушки теперь заработали под одной командой и с большим эффектом. То там, то тут вздымались черно-багровые султаны огня, дыма и пыли, разлетались разбитые взрывом снаряда баррикады. Начали гибнуть люди.

Артиллерийская батарея противника из двух орудий делала свое черное дело. Невидимая баррикадникам и недосягаемая для их карманной артиллерии, она неотвратимо приближала час своего торжества над плохо вооруженными рабочими.

На главной баррикаде разорвался снаряд, начиненный шрапнелью. Была ранена в ногу Марина Борисова. Она упала, обливаясь кровью, но ползла к пропагандисту Знаменскому, товарищу Верному, которому осколок угодил в живот. Маринка видела только эту страшную рану. Она ползла, чтобы перевязать товарища. И в это время осколком снаряда ее ранило в руку. С локотка на локоток, отстраняя кровоточащую руку, чтобы не глядеть на нее, Марина с трудом подтягивала пораненную шрапнелью ногу и все ползла и ползла, пока ее не подхватили Дарья Степанова с Олимпиадой Баковой и силой не уложили на носилки, а ребята-дружинники быстро унесли в госпиталь к Викентию Викентьевичу.

— Пить, пить, — еле открывая сухие почерневшие губы, почти бессознательно просил тяжелораненый. Когда над ним склонился доктор Корзанов, пропагандисту уже ничем нельзя было помочь. Глашатай рабочей правды, призывая людей и самой жизни не пожалеть для дела русской революции, сам погиб в бою, как солдат. Мужественный революционер, человек сильный и беззаветно преданный партии, кровью своей утвердил в сознании многих правоту того великого дела, ради которого призывал людей к оружию. Но никто из его воспитанников не мог сейчас сказать ему свое последнее прости. Все они были на боевых постах или уже пали в бою.