Пришлось писарю пошептаться с приставом и выделить таких, как Тихий, Адеркин, Борисова в отдельный список для «доследования».

Но появился и список № 1. Его с нарочным срочно передали казакам и офицеру от жандармерии, прибывшему на Волжские заводы из губернии во главе отряда карателей.

Список указал имена, улицы, дома, где жили бунтовщики и их семьи.

Казаки с пьяным гиканьем и посвистом летали на разгоряченных конях по улицам поселка, стреляли по окнам домов, если они оказывались не закрытыми ставнями или не были плотно занавешены шторами изнутри. Врываясь в дома обывателей, казаки грабили, забирая вещи, часы, если находили, подчистую забирали драгоценности, деньги, продукты. Мужчин избивали, женщин насиловали.

Это был кровавый разгул, настоящий шабаш. Черты сатанинской организованности лишь подчеркивали необычную жестокость и звериную беспощадность.

Рабочим-революционерам казаки и жандармы мстили не только за свое бессилие перед их сплоченностью и бесстрашием, но теперь и за то, что в этих домах нечем было поживиться, здесь не было ни ценных вещей, ни денег, ни драгоценностей.

Ксения Ипатьевна Кочурина оказалась одной из первых среди подвергнутых издевательствам и насилию. Дом Кочуриных был еще в начале восстания изрешечен пулями, пострадал от взрыва бомбы. И когда этим взрывом был убит околоточный, еще тогда ворвавшиеся в дом казаки беспощадно изуродовали и убили девушку и мальчика, случайно оказавшихся в этом доме. Изрубили они на мелкие куски также и старуху — хозяйку дома. Все исковеркали, поразбивали, искромсали. Ксения Ипатьевна, жена Кочурина, была женщина очень добрая и отзывчивая на чужую беду. В этом доме с товарищами по партии долгие годы она делилась последним куском хлеба, последней миской щей. Любила и поворчать на своих, когда являлись ночь-заполночь, а она беспокоилась, не нагрянула б полиция. Вот и учила мужа и его товарищей: «Или поспокойней-то никак нельзя, ну что в темь таку заявились? Чем вас ночью кормить буду? Дыму показывать нельзя, огня для света и того в доме не зажжешь яркого, сидим вон, окна одеялками позанавешенные, как сурки в норе, а и нагрянуть могут, куда я вас стольких-то пораспихаю?»

И начинала чем ни есть кормить, обихаживать, стелила на полу, на печи, в чулане. Она была близкий товарищ всем друзьям Кочурина по партии, по работе, по боевой дружине. Знала она многое и о Кочурине, и о каждом из его друзей: от нее тайн в этом доме ни у кого не было. И теперь страшной ценой нечеловеческих мук доказывала она верность делу рабочему, мужу своему, его партии, его товарищам по восстанию.