— Черт ево знает… Вижу, силен старшина, вижу, задушит. Тормоза у меня отказали — пойми.

— Вот и у меня в башке сорвалось с крючка. Не своротил санки?

Андрей потрогал нижнюю челюсть, слабо улыбнулся.

— Да нет! Сибирская кость держится…

Старшина почти дружелюбно посмотрел Андрею в лицо. Его, знать, тоже угнетала эта их короткая жесткая драчка. Как-никак, а ударил-то парня в лицо.

— Курево есть? Не успел я до базара, а за махрой пошел. Чево проспал… В госпитале набаловался. Да это криношник, воришка меня застопорил!

— Держи кисет! — Андрей заторопился. Рванул из кармана шинели мятый газетный обрывок. — Спичек вот только нет.

— Запал у меня найдется.

И старшина потянулся за кисетом. Пальцы его рук мелко-мелко дрожали.

Закурили, густо зачадили, расслабились. Вагон сильно качало, сбились поближе.

— Степан я — держи лапу! — старшина уже чуть-чуть и заискивал. — Верно, что это мы поднялись друг на дружку?

— Было бы из-за чево…

— Чокнулись, однако!

— Чокнулись! — с грустью согласился Андрей.

— Только не здесь, а та-ам…

— А то где ж!

Степан встряхнулся, с напускным весельем спросил:

— Ты нах хаузе?

— К маме фарую…

Старшина открыто пригляделся к Андрею и вдруг удивил несколькими немецкими фразами, они были явно из русско-немецкого военного разговорника. Андрей насторожился.