У кордона встретили и весело облаяли парней собаки. Степан выхватил из-за пазухи белок и швырнул псам смятые тушки.

— Заскулили, заюлили… Привыкайте, псины, к молодому хозяину. Скоро вместе на охоту пойдем, гусей перехватим…

Шумно зашли в ограду, приставили к сеням ружья.

— Батя!

На крик вышла Прасковья. Жмурясь на солнце, всплеснула руками.

— Вот это добытчики, каких красавцев принесли!

Степан снял с плеча глухарей.

— Принимай, мать, трофеи. Как видишь, стрелять не разучились, могём… Этова, матерова, Андрей уронил. Меткач он у нас, меткач… Не дал я, а то бы гостёнек всех глухарей сегодня на Рябиновой перещелкал. Так или не так было дело, Андрей?

Андрей махнул рукой.

— Мели емеля…

В доме Прасковья засуетилась, вытянула из печи чугун с варевом, выхватила сковородником большую сковороду с круглой зарумянившейся картошкой.

В избе, как и в горнице, обеденный стол стоял в левом углу под образами. Степан сел под образа благодушный, улыбчивый. Разлил самогон.

— Бати, значит, нет?

Прасковья нарезала хлеб, отозвалась:

— Ловушки пошел собрать. Их давно бы снять, да все-то недосужно Лукьяну. А тут телеграмма твоя, самогон начал курить. Приму, приму стопочку. С вами, сыночки, и выпить в радость. Дак, за удачну охоту. Как говорится: до ста лет вам с тайгой дружить и не с пустыми руками из нее выходить. До ста лет стрелять и промаху не знать!

Андрей сидел за столом скромней скромного, Степан тоже что-то не порывался петь обещанные песни. Нет-нет, да и посматривал украдкой на мать. Его сейчас умиляли и ее светлые глаза, и густые еще волосы, и ровные молодые зубы, умиляло даже и то, как она держала деревянную ложку. А все-таки постарела, вон в волосах уже белые просверки… Степан вдруг заметил, что мать сегодня что-то очень уж смущена, старается не поднимать лица от чашки. И села-то к нему как-то боком… Он торопливо отвел глаза — он уже увидел ту заметную просинь, что явственно проступала сквозь желтоватую, дряблую кожу подглазья. Ушиблась? А не хитрое дело! То подвору убирается, то в избе челноком снует, да и в подполье каждый день надо за картошкой. Всюду косяки, всюду углы и двери, лазы да перелазы — синяк посадить это запросто!

Сразу же после завтрака Андрей залез на топленую печь и тотчас заснул. Прасковья вымыла посуду и засобиралась на двор. Степан увязался за матерью. Помочь ей хотелось, а потом и поговорить как-то особенно. Третий день у родителей, а того задушевного слова так и не сказали они друг другу. Все дай да принеси, спасибо да пожалуйста… Противно даже!

7.

По широкой ограде бродили и кудахтали ошалевшие от тепла куры, долбили оттаивающую землю, косили круглые глаза на темные от навоза лужицы. Желто-огненный петух горделивым хозяйским взглядом присматривал за наседками, тряс своим тяжелым алым гребнем и кричал славу щедрому весеннему солнцу.