– Да позвольте! – от этого-то я и ушел к вам. Не внемлют!

Эта злополучная, архаическая Персия, что лежит у нас под самым боком, – обоюдоострое несчастие.

Закавказский мусульманин говорит:

– Персидские законы ужасны, казни страшны, но я знаю, чего и за что я могу ждать от персидских властей. Поэтому на персидской территории я не позволю себе разбойничать, ибо – самому дороже. Но как мне вести себя на территории русской, я не имею точных представлений.

Ибо одна вещь – русское законодательство, а другая – уездный начальник, пристав, помощник пристава.

– Своему брату-персюку, судье неправедному я скажу стих из Корана, и он, будь насильник семи пядей во лбу, не возразит мне, ибо слово Корана для него рожон, против которого не попрешь. Русский же закон не спасет меня своим авторитетом: напротив, я то и дело, стоя на совершенно законной почве подвергаюсь неожиданностям, которых над моим нравственным «Я» не смели оказать на персидском берегу Аракса, где с моим телесным «Я» – что хотят, то и сделают.

Мурад очень живо помнит, как вышел он впервые на разбой. Татарин и мусульманин, он не имел права носить оружия, – и у него ничего не было про запас, кроме суковатой палки из «железного» дерева. Но, когда татарину надо найти оружие, он знает, где его искать. На то есть целая нация даровых, невольных поставщиков. Мурад отправился в горное ущелье и… когда выехал на тропу, пролегавшую мимо ущелья этого, первый купец-армянин – с целым арсеналом ружей, револьверов и кинжалов, на случай нападения, – новоиспеченный разбойник заступил ему дорогу с решительным и грозным видом. Храбрый коммерсант совершенно забыл преимущества своего вооружения и самым смиренным образом отдал палочнику-татарину и ружья свои, и револьверы, и кинжалы, и кошелек. А затем Буль-Буль стала ходить в шелку и в атласе, а перед Мурадом все стали гнуть шапки… и в то же время писать на него доносы, как на вновь объявившегося разбойника… Затем история короткая: облава… погоня… два выстрела – два покойника… перспектива виселицы… Персия…

Тоска по любимой жене вернула Мурада на старое пепелище – в Россию. Под пулями перешел он Араке, увернулся от кордона и исчез в горах. По волчьим и лисьим тропам добрался он до своей деревни. И видит он: большая с тех пор, как ушел он из нее, во всем перемена. Дико смотрят на него односельчане:

– Да неужели это ты, Мурад? Мы думали, тебя уже нету на свете.

Жена отчего-то вскрикнула при его появлении не криком радости, а – точно кто сердце ей оледенил ужасом. Тесть двусмысленно улыбается и не смотрит в глаза.