Если хотите, чисто проституционного вопроса не существует вовсе. Есть только вечный, жгучий вопрос женского подчинения и женского труда, одною из болячек которого является проституция. Мы видим в ней аномалию, и она действительно является аномалией в общественном укладе христианского государства, но аномалией не самостоятельной, а производной, уродливою ветвью от уродливого корня, а не корнем. Очень хорошо заботиться о том, чтобы женщин в проституцию не совращали, а совращенных не обижали. Но сколько бы реформ в этом направлении ни было проведено, все они – только полумеры без успеха или с кратковременным, мнимым успехом. Серьезною, коренною реформою может очистить общество от проституции только решительная, полная переоценка культурою будущего столь огромной мировой ценности, как женщина, крутой перелом в наших отношениях к ее личности, труду, образованию, праву.
Проститутка по природной развращенности, по лени и неохоте к честному труду, – очень редкое явление, по крайней мере в России. Русская падшая девушка, в девяти случаях из десяти, становится продажною исключительно потому, что честный труд ее не кормит или кормит при слишком уж тяжких условиях. Из этого правила я не исключаю и тех, которые были вовлечены в разврат обманом, так как для них честный труд, плохо кормящий и непорочных, делается особенно скудным и даже почти недоступным по этическому лицемерию общества; мы – мастера губить девушек, но еще большие мастера возмущаться потом их падением. Один из самых блестящих и трагикомических обманов нашего мужского лицемерия состоит в том, что мы даже каторжные формы женского труда, существующие в современной цивилизации, определили женщине не просто, а как бы в награду за ее добродетельное поведение. Ты добродетельна, – ну вот тебе за этого высокая честь: каторга труда кухарки, горничной; «бонны за все», гувернантки при семи ребятах, телефонной барышни, телеграфистки с суточными дежурствами. Наслаждайся своею добродетелью и своим трудом. Ты пала, – кончено: мы не позволим тебе быть ни «бонною за все», ни гувернанткою при семи детях, ни телефонною барышнею, ни телеграфисткою с суточным дежурством. Все эти блаженства – для целомудренных; ты же ступай, куда знаешь, – пожалуй, хоть и в проститутки.
Земледельческий период русской цивилизации быстро идет к концу. Город берет верх над деревнею, городской теленок все громче похваляется, что он умнее деревенского быка, люди скорее согласны босячить, но на асфальтовой мостовой и под электрическими фонарями, чем сидеть в лесу и молиться пню, даже при изобилии. При отсутствии же изобилия, слишком ярко характерном для последних лет нашего отечества, переселение деревни в город особенно мощно и многолюдно. Городской труд велик и многообразен, но и в его области «цен на бабу нет».