Антон помог внести мешок. Когда уже поставил его на место, разглядел на нем метку, сделанную химическим карандашом: «ПГ». Мелькнула догадка: «Это же Петро Гупало. Пэтя!..»

— Когда он приезжал?

— Кто? — удивился Охрим Тарасович.

— Пэтя!

— Ось недавно. Они вдвоем на таком же «ижаке», как у тебя. Пэтя и комбайнер, как его?.. Гриша. С соседнего квартала хлопец. Да ты знаешь Гришу. Чи, может, не знаешь?..

— Сколько дал?

Охрим Тарасович опустил глаза, словно был уличен в чем-то запретном.

— Что я там дал? Ничего не дал! Просят хлопцы на выпивку. Я отнекивался. Мол, и грошей у меня нет, и пшеницы у меня своей навалом. А они пристали как с ножом к горлу: дай, и крышка! У тебя, дед, зарплата, ты на должности, уважь. У кого же мы сейчас разживемся, как не у тебя? Я и так, я и сяк. А они говорят: Охрим Тарасович, побойся бога! Пока мы тут с тобой сватаемся — ресторан закроется. Где же мы тогда ее, окаянную, добудем?

Антон выскочил за калитку, сел на мотоцикл.

— Куда ты понесся? — удивленно вскинул седые брови Охрим Тарасович. — Скажи хоть, чего приезжал?..

Когда Антон выехал на Мариупольское шоссе и спускался вниз, к ресторану, огромное солнце, оранжевым шаром присевшее на Ольгинский бугор, слепило ему глаза. Заслоняясь левой рукой, ехал по центру села медленно, осторожно. Навстречу ему одна за другой неслись машины: и грузовые, и легковые, и автобусы. Бойкое место. Новоспасовка стала местом пересечения многочисленных маршрутов. Здесь можно увидеть машины и автобусы Ростова, Таганрога, Жданова, Донецка, Ворошиловграда, Лисичанска, не считая машин местных линий.

Он взбежал по широкому многоступенчатому цементному крыльцу на площадку, что перед входом в ресторан, заглянул в зал. Ни Пэти, ни Гриши не увидел. Обогнув здание, подошел к кирпичному основанию вытяжной трубы, услышал знакомые голоса.

— Здорово, хлопцы! — подал поочередно руку Пэте, Грише. — Примете в компанию третьим?

— Охримович, держи! Починай первым. — Пэтя передал бутылку водки. Антон почувствовал ладонью, как она степлилась. Даже вздрогнул от воображаемого нудного глотка, который непременно застрянет в горле.

Деланно-просящим тоном Баляба начал:

— Хлопцы, давайте договоримся по-людски. Ну кто ж ее, собаку, пьет такую нагретую? И зажевать нечем. Нехай она ночует у меня в погребе до субботы. Нахолонет. Приходьте до моей хаты, посмотрите, как построился. Бутылка ваша будет на столе, а рядом еще одна. И до бутылок кое-что поставим, га?

— Шутковать вздумал? — насупился Гриша. — До субботы еще не одна пляшка донышко покажет!

— А ты, Пэтя, что скажешь?