Но вот неожиданно, словно гром с ясного неба, ударил духовой оркестр, за трубами для которого ездили когда-то в Москву слободские посланцы, ударил жестко и больно, — это и пробудило Антона. Послышалось, по сердцу прошлись колючие мурашки, холодом свело челюсти. Понял, что не стало бабы Оляны, что вместе с ней он теряет какую-то юную, дорогую частицу самого себя. Вдруг ему показалось, что вместе с бабой Оляной он хоронит и мать, Настасью Яковлевну. На похоронах матери он не был и только теперь постиг всю жестокость ее утраты. Два гроба, два самых дорогих, самых близких существа… Глаза его ослепило каким-то нестерпимым светом, он задохнулся от пекучего комка в горле.

Подавив приступ печали, задышал ровно, спокойно. В прояснившемся сознании возникла мысль о том, почему так много собралось народу. Даже глазам не верилось: все обширное подворье и прилегающая часть улицы были запружены людьми. Почему столько? Весь Чапаевский край села был здесь. Люди пришли поклониться праху Оляны Саввишны. А кто она такая? Жила не громко, не показно. Ни подвигов за ней, как говорится, ни побед. Откуда же такое паломничество? Антон начал перебирать в памяти все ее деяния, но они казались ему скромными и незаметными. Ну, помогала ближним чем могла: тому мерку картошки одолжит, с тем мукой поделится в скрутную минуту. Ну, кого добрым словом поддержала, кого советом. Ну, приглянет, бывало, за соседским домом, за малыми ребятишками… Так разве же это слава? А ведь, случалось, и поругается с иным, и осерчает не на шутку. Как же так, вроде бы ходил человек тихо, не видно, а добро, оказывается, посеял? И тянутся к нему люди и тянутся… Жила она, не мудрствуя, так, как жилось, а гляди ж ты! Оказывается, у бабы Оляны тоже надо учиться, как жить? Антон приходил к выводу: да, надо. И у Потапа Кузьменки — организатора первой коммуны, бывшего директора МТС, и у матери Насти, которая своим телом детей прикрывала в пылающей хате, и у нее, Оляны Саввишны… Антон мысленно унесся в прошлое, вспомнил своего друга по флотской службе — командира Богорая, к которому всегда тянулся душою. А вот теперь, чувствует, к Алексею Кравцу тянется, к Гнату Дымарю… Значит, у них тоже следует перенимать, как надо жить, как с людьми обходиться?.. А у Полины Осипенко, которую знал с детства, которую видел в пору ее зрелой славы? Она вспыхнула, словно молния, прорезав небо огненным следом, и потухла. Даже не верится, что здесь родилась, ходила по слободским улицам, топтала стежки по соседским огородам. Она кажется теперь далекой, отстраненной, вроде бы возникшей где-то на иной земле и дошедшей сюда в легенде… Но нет, вон же ее хата, вон ее брат, Иван Дудник, пришедший проститься с бабой Оляной… Как много, оказывается, людей, чем-то обязанных Оляне Саввишне. Как, оказывается, она была необходима всем. Но почему же мы об этом не думали? Почему так слепы и не замечаем всего раньше, а только потом, когда уже нет человека, начинаем прозревать и сожалеем, что поздно спохватились?..