— Так не пойдет! — решительно заявил шофер.

— Что, мало? — возмутился приезжий.

— Из Бердянска в село маршрутов нет. Так что оплачивается оба конца, сюда и обратно.

Приезжий недовольно задвигал куцыми усиками, что-то произнес невнятное, отдал деньги, взялся за чемоданы, но они ему оказались не по силам. Охрим Тарасович кивнул старшему внуку:

— Гайда, поможем!

Оба вышли за калитку. Когда старый Баляба поравнялся с приезжим, тот положил ему руку на плечо, попросил знакомо:

— Охрим, погоди.

— О, Яков Калистратович!.. — удивленно протянул Баляба, давно признавший тестя, но не подававший виду. — А я думаю, що за пан до нас заявился?

— Пан не пан, а живу добре, слава богу!

— Откуда вы?

— Не спрашивай пока, дай человеку прийти в себя… Так це моя хата?

— Ваша хата! — в тон ему ответил Охрим Тарасович.

— Не надеялся увидеть. Но, бог милостив, пришлось… — По сухим желтовато-бледным щекам Якова Калистратовича полосами покатились обильные слезы. Лицо было спокойным, а вот глаза буйно слезились. Особенно левый глаз. Нижнее его веко вывернуто, оттянуто. Под глазом малой монетой светился шрам. Он искажал лицо Якова Калистратовича до неузнаваемости.

— Шо це такое? — простодушно полюбопытствовал зять, показывая темным пальцем на тестев шрам.

— А… — махнул рукой Таран, — долгая песня… Лечили зеки сибирскую язву, чи шо другое было, не знаю. Раскаляли добела шляпку гвоздя, выжигали болячку.

— Хто такие зеки?

— Да заключенные, хто же еще?

— И вы терпели?

— Куда деваться? Помирать-то неохота…

— Надо же так изуродовать людину! — сокрушался Охрим Тарасович.