— Поедешь, детка, поедешь.

— На бричке? — уточнил Володька.

— Нет, зачем на бричке? — возразил Охрим Тарасович. — На машине покатишь.

— На великой?

— Ага. Большая подойдет машина, чтоб всех-всех могла уместить. Посидаете рядком на скамеечках — и гайда в коммуну…

К воротам подкатила серая «Волга» с темными шашечками на боках и на крышке капота. Не выходя из машины, а только приоткрыв переднюю дверцу, пассажир высунул инкрустированную темную тросточку, требовательно постучал по штакетнику калитки.

— Есть ли кто живой?

— Дедушка, тебя кличут! — услышав стук, Юрко первым кинулся через двор к воротам.

— Кого там лихая година принесла? — заворчал Охрим Тарасович, неохотно отрываясь от дела.

Они втроем — дед и оба внука — стояли у калитки. По-прежнему не выходя из машины, приезжий спросил сиплым старческим голоском:

— Тараново подворье?

— Его, — ответил Охрим Тарасович.

Приезжий сбил светлую шляпу на затылок, оголив лоб и часть свежевыбритой головы. Шевельнув мешками высохших век и короткими, нафабренными до яркой черноты усиками, поинтересовался:

— А теперь хто здесь хозяйнует?

— Я хозяйную.

— Ага… Где же Оляна Саввишна?

— На гробка́х, земля ей пухом…

Приезжий помолчал минуту. Затем выставил из машины светло-коричневую дорогую туфлю, нащупал ею землю и, упершись поудобнее, вылез окончательно. Сам он невысокий, старчески усохший и сутулый. Его дряблую шею облегал воротник белой нейлоновой рубашки, стянутый серым крапчатым галстуком. Из-под хорошо сшитого костюма уродливо бугрились лопатки. Узкие коротковатые брючины высоко поддернулись, обнажив пестрые красно-желто-зеленые носки. Какое-то время он постоял, опершись на трость, отдышался, затем попросил шофера:

— Откройте багажник.

Водитель такси в форменной фуражке с белой кокардой достал из багажника два похожих чемодана из прорезиненной шотландки на молниях, поставил их перед хозяином. Приезжий вынул из кошелька деньги, подал шоферу.