Над Новоспасовкой витал сладкий ванильный дух. Во дворах сушились разлупленные на дольки абрикосы и целые, с косточкой, жердели. Сушили их на чем попало: на листках фанеры, на снятых с петель дверях, на противнях, просто на досках, на шиферных и железных крышах, на пологих скатах летних кухонек, на решетах, в стиральных корытах, а то и просто на земле: как упали, так и лежали, подсушиваясь. А подсохшие собирались в мешки, торбы, сумки и отправлялись на чердаки с мыслью: «Зима все подберет!»

В этом году как раз и начали строить контору объединенного колхоза «Дружба» — завершилось укрупнение новоспасовских колхозов, начатое давным-давно, еще до войны. Отныне — конец раздробленности села: единое хозяйство, единое начальство. Все восемнадцать тысяч гектаров пахоты, все гаражи с автомашинами и тракторным парком, все скотные дворы, птицефермы, кузницы, ремонтные мастерские, грядины, парниковое хозяйство, ставки, луга, сенокосы, сады, виноградники, силосные башни и ямы, все низинные поливные земли с речкой Бердой — все теперь едино. Хорошо это или плохо? Люди говорят разно.

— Хто является хозяином колхоза?

— Хто? Председатель!

— Брешешь!

— А хто?

— Мы с тобою.

— Общее собрание!..

— Про то и разговор… А где ты его теперь соберешь, общее собрание? На базарном майдане? На стадионе? Или на выгоне, возле ветряков?.. Негде.

— Нарушение демократии.

— И колхозного устава.

— Вот я и кажу…

— Балакают, что собрания будут по бригадам. Там изберут выборщиков. Выборщики проголосуют за председателя.

— Во дожили! Так в Америке президента избирают.

— Диброва чем хуже президента?

— Не хуже. У Дибровы хлеба накопилось больше, чем у любого президента. Уже четыре года не вывозит из колхозного амбара то, что ему положено. Начислять ему начисляют, а вывозить не вывозит. Нехай, каже, после заберу, когда потребуется.

— Чем же он живет?

— Святым духом питается!

— Слышал, деньгами станут платить на трудодень?