— Чего он приходил? — Паня поглядывала то на свекра, то на мужа. — Яка докука его сюда приводила? — Ей было странно, что их посетил именно он, Лука, который всегда сторонился Балябиного рода.

Антону сделалось смешно.

— Навдогад буряков, чтоб дали капусты. Знаешь такую присказку?

— Поясни.

— Намекал.

— Про что?

— Наш Юрко дружил с его Ниной до службы. Лука, видать, беспокоится, чтобы дружба не лопнула.

— Породниться желает, одним словом, — бахнул напрямик догадливый и с годами все более словоохотливый Охрим Тарасович. — И слив белых принес, чтоб засмачить дело.

— Як же так: ни с того ни с сего?.. — даже растерялась Паня.

— А мы с тобой як? — с усмешкой покосился на нее Антон.

В постели она нашептывала на ухо мужу:

— Просто не знаю: рази ж ему можно сейчас думать про женитьбу? Еще служить ой-ой сколько. Да и определиться после службы не мешает. — У нее ворохнулось в сердце что-то вроде ревности: снова хотят похитить сына. То служба взяла, теперь чужие люди на него зарятся. Она толкнула мужа в бок, злясь на его безмятежное посапывание. — Антон!

— Га!

— Ну чего ты молчишь камнем?

— Спи, заботушко, тут мы с тобой ничего путного не придумаем. Дети решат без нас.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Темный колпак неба, опершийся на резко очерченные овалы сопок, теснота кораблей и людей создают впечатление, будто все происходит в закрытом помещении. Дневной свет продолговатых фонарей искажает привычные тона: снег выглядит синим, черные шинели — густо-лиловыми, темные покатые корпуса подводных судов — матово-белыми.