Боевая рубка атомохода поднялась над корпусом, словно спинной плавник диковинной рыбы.

Юрий Баляба стоял у носовых кнехтов, через подошвы тяжелых яловых сапог ощущая, как вздрогнули электромоторы и по всему телу лодки пошла невидимая зыбь. Маслянисто-густая вода заколыхалась за бортами, запузырилась, отсвечивая радужно-пестрыми полосами солярки.

На мостике появился Кедрачев-Митрофанов, он показался Юрию не похожим на самого себя: голова плотно обтянута кожаной шапкой, плечи и грудь — меховой курткой. Весь темный, кожаный, обтекаемый, вроде из фантастического кино пришедший. По его знаку старпом приказал:

— Отдать швартовы!

Юрий начал торопливо снимать трос, наложенный на кнехты восьмеркой. Стальной швартов шуршал по брезенту рукавиц, грел руки. Поверх робы у Юрия надет ярко-оранжевый спасательный жилет: мало ли что, вдруг оскользнешься за борт. На то, что умеешь плавать, не надейся, здесь не Берда-речка и не Азовское парное морюшко. Эта вода охватит тело железной остудой — ни рукой, ни ногой не пошевельнешь.

Над сопками стоял полдень, напоминающий раннее утро. Его отсветы ложились на спокойную воду, и вода казалась теплее.

Береговой пост поднял сигналы: «Счастливого плавания!» Лодка двигалась в дальний угол губы — там был выход. Справа тянулся материк, вдающийся мысом в залив. Вдоль берега — причалы, плавучие пирсы, с обеих сторон которых стоят атомоходы, плавучие казармы, плавбазы, вспомогательные малые суда, катера. Вдали, на широкой равнине залива, как бы запирая залив, глыбился большой остров. Слева, в отдалении, у отвесной материковой стены, — краны, краны, краны. И плавучие, и береговые. При входе, уже за островом, — сужение, перекрытое бонным заграждением. Дежурный буксиришка, дымя старательно, открыл бонные ворота, пропуская лодку на вольную воду. У правого крайнего мыса стоял в дрейфе сторожевик.

Юрий Баляба и другие матросы, отдававшие швартовы, один за другим вошли в ограждение боевой рубки.

— Живей, живей! — поторапливал их старпом.

Замполит Находкин, стоявший рядом с командиром лодки на мостике, подмигнув, нестрогим голосом добавил:

— Не то слизнет волной за борт — останутся невесты вековухами!

Юрий подумал недобро: «Нашел чем баловаться». Перед глазами качнулось лицо Нины, закутанное платком. Нина всегда ему видится вот так, закрытая. Какие бы ни делал над собой усилия, никак воображением не может раскутать ненавистный плат, чтобы обнять взглядом ее лицо. Только темные щелочки глаз — и все. Он пожалел, что не написал ей. Когда теперь лодка вернется на базу?