— А, вот и потравщик! — обрадованно и вместе с тем смущенно улыбаясь, продолжал шутить. — Теперь я тебя из рук не выпущу! Ты что же это, тятькин сын, наломал веток, обнес яблоньки начисто и скрылся, и немае тебя.

Юрий принял игру. Поднимая руки вверх, залепетал по-пацанячьи:

— Ой, не буду, дядечка, не буду, токо мамке не кажите!

Лука Терновой желал бы обнять этого высоченного хлопца, прижать к себе, не отпуская ни на час. Но желание такое исходило не оттого, что был переполнен добрым чувством к Балябиному отпрыску, к этому щеголевато вырядившемуся матросу, вовсе не оттого. Луку беспокоила судьба его старшей дочери. Отцовским чутьем он понимал, что вот она, ее доля. И если ее упустить, в доме навсегда поселится смута.

Робея, Терновой поздоровался заискивающе:

— Як батько-маты? Чи все живы — не хворы?

— Доброго и вам здоровья!

— Проходьте, проходьте, гостем будете! — Лука, кланяясь, отводил руку в сторону, словно бы указывая путь, по которому необходимо следовать Юрию. — Чи надолго до нас завитали?

— Отпуск, — неопределенно сказал Юрий.

— Так-так… Горячая у вас служба и сильно продолжительная.

— Коротко быть на корабле нет расчету: только освоил механику — и домой, а служить когда? — зачем-то (от волнения, что ли?) начал всерьез объяснять Юрий, оправдывая долгий срок морской воинской обязанности.

Терновой, не вникая в суть слов (голова переполнена совершенно иными помыслами), поддакивал:

— Правда ваша. Истинно верно: токо пришел — уже собирайся до дому. Негоже так, конечно, непорядок…

Юрия тоже не разговор о службе занимал. Он, сдерживая дыхание, бегал глазами по сторонам, приглядывался к окнам, не покажется ли в них смуглое, закутанное платком по самые глаза лицо той, которая, быть может, уже выбросила его из памяти, быть может, давно знается с каким-либо студентом, — Юрию думалось почему-то, что именно со студентом. И нет ему ненавистней сословия, чем студенческое. Прямо классовая ненависть закипала в нем к институтским народам. И он понимал почему. Во-первых, потому, что самому не удалось пойти на учебу, служба загребла. Во-вторых, Нина собиралась туда поступать, но так и не написала, поступила ли. Что было думать Юрию? Ясно, приняли: отличница! А не пишет потому, что какой-то счастливец подвернулся, помешал написать, перехватил руку. Если бы не приход Луки Тернового, батьки Нининого, к Балябам, если бы не материно письмо Юрию об этом, кто знает, решился бы Юрий ступить ногой на данное подворье или нет.

Лука Терновой с претящей угодливостью показывал на входные двери:

— Загляньте до комнаты. Она там. Может статься, побалакаете о чем. Вы ж вместе в школу бегали.